Селение Унда, расположенное на одноименной реке, было основано в конце XVII – начале XVIII вв. Во все времена оно славилось как житница Забайкалья. И действительно, начиная с верховья и кончая почти самым устьем реки, её берега были сплошь покрыты засеянными хлебом полями.

Горести забайкальской житницы

Однако, частенько случались и неурожаи. В конце 1870-х годов народ был доведен до такой крайности, что вынужден был есть лебеду и повелицу. В 1880-83 гг. положение поправилось: изобилие хлеба было так велико, что не находили ему сбыта и большое количество зерна попросту сгнило в амбарах. Затем вновь наступил неурожайный период, продолжавшийся до 1887 года, и нанесший непоправимый вред жителям Унды. Одновременно с этим последовало открытие желтугинских приисков и многие селяне, побросав свои домишки и угодья, зарезав скот, отправились мыть золото. В результате многие семьи разорились, а часть новоиспеченных старателей попросту неизвестно куда сгинули. Неурожай совокупно с Желтугой загнал народ в неоплатные долги: наросла громадная недоимка в общественные магазины. Правда, урожай хлебов в 1887 году был очень порядочный, но посевы оказались невелики, да и эти скудные пожитки мгновенно были скуплены на прииски и винокуренные заводы.

Одновременно с этим в народе глубоко пустило корни пьянство, от которого не оставались в покое ни дети, ни взрослые. Даже девушки и те, побуждаемые молодыми парнями, участвовали в вечерних попойках. Ещё в 1883 году Ундинское общество постановило приговор о недозволении открывать в селе кабаки, однако уже в январе следующего года в Унде появились сразу 4 питейных заведения. Каждый кабак ежегодно продавал не менее 400 ведер водки по цене 9 рублей за ведро, то есть в год выходила сумма примерно в 60 тысяч рублей. На эту внушительную сумму можно было бы содержать в округе с десяток школ, но на тот период их не было вовсе.

За вино в селе можно было купить всё. Например, осенью 1884 года в селе происходил наем волостного писаря. Лиц, желающих занять эту должность, явилось много. Один из них просил в год жалованья 1100 рублей, другой соглашался служить даже за 1000, но они поскупились – водки комиссии не поставили и их забраковали: проваливайте, мол, без вас обойдемся. И действительно обошлись: на должность писаря пригласили некоего Н.К., который выставил комиссии 10 ведер водки и на закуску несколько сот свежепосоленных омулей. «Душа человек», – решили заседатели, и в виде признательности, назначили ему жалование не 1000, а аж 1600 рублей в год.

Недостатки в образовании и медицине

Проблема с наймом грамотного писаря, умеющего вести дела в должном виде, возникала в Унде довольно часто. Главным препятствием в поисках такого человека была безграмотность населения. К середине 1890-х гг. по р. Унде было расположено 4 станичных управления с населением 23677 душ обоего пола и одна волость. При каждом станичном правлении имелось приходское училище министерства народного просвещения, в Ундинской же станице было ещё и двухклассное училище с пансионом, содержавшееся на средства Забайкальского казачьего войска. В этих школах училось в среднем всего по 32 человека. В Ундинских же школах обучалось всего 73 мальчика и 7 девочек. Предполагалось открыть в Унде и церковно-приходскую школу с рукоделиями для девочек, но это предложение не встретило сочувствия со стороны прихожан. Произошло это по причине отсутствия помещения для школы – казаки на просьбу пожертвовать для школы старый общественный дом ответили отказом и даже не пожелали уступить его за 30 рублей, а потом и вовсе продали этот дом постороннему лицу за 42 рубля.

Состояние же имевшихся училищ было плачевным. Приходское училище нуждалось в ремонте, здание войскового двухклас­сного училища, с единственным во всем войске пансионом для сирот и бедных детей казачьего сословия тоже находилось в неприглядном виде. Вообще же школьные помещения и квартиры для учителей в зимнее время были так холодны, что не было никакой возможности уберечься от простуды, а в летнее время внутри них постоянно стояли лужи из-за протекающих крыш. Непростым было и состояние медицинской помощи. В Унде, по сравнению с другими селениями, довольно рано появился приемный покой, которым заведовал фельдшер. Первоначально он часто посещался больными и приносил значительную пользу населению. К концу 1880-х гг. клиентов становилось всё меньше и меньше. Большинство предпочитали отправляться в ближайшую больницу в Нерчинск или к сельским знахарям. Причина была в фельдшере, который был не только любителем выпить, но и сурово относился к пациентам, кричал на них и даже попросту прогонял, ссылаясь на отсутствие времени и не оказав даже элементарной помощи. Добрым он был только к тем пациентам, которые были способны оплатить его услуги. Что же касалось поездок фельдшера в окрестные сёла, то таковых не случалось и вовсе.

Трагедии на приисках

Как уже говорилось, Ундинцы большей частью находили себе сезонную работу на приисках. Ближайшими к ним были Казаковский и Новотроицкий кабинетские промыслы, но чаще всего рабочий люд отправлялся к частным золотопромышленникам. Во время работы на этих приисках бывало немало несчастных случаев по вине хозяев, но пострадавшие никакой помощи или компенсации не получали. В 1893 году несколько Ундинских казаков нанялись на работу к владельцу Дарасунских приисков Аккерману. Однажды, во время погрузки песков на работавших обрушился борт карьера. Один из казаков по фамилии Золотов попал под него и оказался засыпанным до рук. От падения громадной тяжести ему переломало кости на обеих ногах, вследствие чего он сделался навеки калекой, совершенно не способным снискать для себя и домочадцев пропитания. Потерпевший обратился к товарищу прокурора 4-го участка о привлечении Аккермана к законной ответственности. Товарищ прокурора дело направил по принадлежности горному исправнику частных золотых промыслов. Там оно пролежало без движения более двух лет и ничем не завершилось.

В другой раз, в 1894 году, у того же самого Аккермана был по конт­ракту ещё один Ундинский казак Б., который во время работ попал ногой под колесо таратайки, отчего икра ноги почернела. Б. был отправлен в приисковую больницу, где находился дня три. В это время приисковый фельдшер определил, что открылся антонов огонь (гангрена), для пресечения которого стал производить операцию в присутствии Аккермана, а после пострадавшего отправили на излечение в Нерчинскую городскую больницу. Там выяснилось, что болезнь неизлечима, да ещё усугублена тем, что во время операции фельдшер перерезал больному сухожилия, вследствие чего ногу стянуло, и бедняга оказался навечно калекой. Родители молодого казака, не имея средств на судебные издержки и памятуя о том, как продвигалось (а точнее совсем не продвигалось) дело их односельчанина Золотова у горного исправника, решили и вовсе не расходоваться на суды и доказательства вины Аккермана.