М.И.Рижский

«Из глубины веков. Рассказы археолога о древнем Забайкалье»

Восточно-Сибирское книжное издательство. 1965. 172 с.

Фрагмент (1 и 2 главы). Публикуется по тексту, опубликованному Забайкальским краевым краеведческим музеем.

Аннотация: М. И. Рижский – историк и археолог – в течение ряда лет участвовал в археологических раскопках в Забайкалье и на Дальнем Востоке. В форме живых, увлекательных очерков он повествует о романтизме археологических поисков, восстанавливает картины жизни и быта древнейших обитателей Забайкалья. Книга рассчитана на старших школьников и студентов, а также на всех интересующихся историей родного края.

Предисловие

На обширных пространствах Забайкалья рассеяно множество археологических памятников: стоянки первобытных людей и их погребения, наскальные изображения, остатки городищ и развалины дворцов. Это немые свидетели интересного и богатого событиями прошлого края.

Природные условия Забайкалья в древности были вполне благоприятны для жизни людей. В дремучей тайге было множество зверей, полноводные реки и озера изобиловали рыбой, на степных просторах могли круглый год найти себе пропитание тысячные стада скота и табуны лошадей. Еще три тысячи лет тому назад Забайкалье славилось богатством своих недр: медью, оловом, золотом и серебром.

Неудивительно, что Забайкалье было заселено человеком еще в глубокой древности. Сотни племен и народов в разные времена проживали на территории края, и многие из них создали свою самобытную и во многих отношениях интересную культуру, которая заслуживает того, чтобы о ней знали наши современники.

М. И. Рижский поставил перед собой трудную, но увлекательную задачу – основываясь на данных археологии и немногочисленных свидетельствах письменных источников, написать серию популярных очерков о древностях Забайкалья, начиная с древнейших стоянок каменного века и вплоть до памятников монгольской эпохи. Он сделал даже и более того. То, что у него получилось, можно, пожалуй, назвать очерком древней истории Забайкалья. На мой взгляд, книга удалась. И это не случайная удача.

3

М. И. Рижский на протяжении ряда лет принимал непосредственное участие в археологических экспедициях по Восточной Сибири, Забайкалью, Дальнему Востоку.

Книга является в известном смысле результатом его долгих занятий по изучению забайкальских древностей, плодом его мыслей и раздумий. Автор собрал и обобщил в своей книге обширный фактический материал, что уже само по себе является большой заслугой, в особенности если учесть, что этот материал разбросан по различным специальным и труднодоступным изданиям, которые известны только узкому кругу специалистов. Но, пожалуй, не менее важно, что в книге М. И. Рижского научность содержания сочетается с нешаблонной, увлекательной манерой изложения. Книга доступна для самого широкого круга читателей. Она популярна в самом хорошем смысле этого слова.

Я уверен, что книгу М. И. Рижского используют в своей работе учителя школы. Они найдут в ней местный краеведческий материал, который необходим учителю для оживления уроков и для того, чтобы воспитать в учениках интерес и любовь к родному краю, стремление к борьбе за воплощение в жизнь ленинских идей – идей коммунизма.

А. П. Окладников, член-корреспондент АН СССР.

ЧТО ТАКОЕ АРХЕОЛОГИЯ

Мне вспоминается такой случай.

Это было летом 1957 года. На окраине станции Оловянной Читинской области, на склоне сопки велись раскопки древнего могильника. День был жаркий. Археологи, обливаясь потом, орудуя ломами и лопатами, вытаскивали из захоронения огромные каменные плиты, выбирали землю, тщательно обметали щеточками древние кости, черепки глиняных сосудов. И как обычно бывает, когда раскопки ведутся поблизости от поселения, целый день около раскопок толклись любопытные местные жители, взрослые и дети, смотрели на нас и время от времени обменивались мнениями.

Вот, тяжело дыша от довольно крутого подъема на сопку, подошли к могильнику двое мужчин. Постояли несколько минут, поглядели и пошли прочь. А один из них, солидный пожилой человек с портфелем, вытирая платком пот с лысины, разочарованно и даже с раздражением сказал: «Смотреть не на что!.. Черт знает что... Геологи копают, так хоть пользу приносят. А эти – со старыми черепками да гнилыми костями возятся... Еще деньги за это получают. Здоровые парни чепухой занимаются. Лучше бы на стройке поработали».

5

И вот я хотел бы сказать несколько слов о том, что такое археология и какое значение имеет эта наука.

«Археология»– слово греческое. Означает оно – «наука о древности». Но теперь этому слову придают несколько иной смысл. Археологией называют науку, которая изучает прошлое человечества по его вещественным памятникам.

Как известно, человек на земле уже существует около миллиона лет. А ведь письменность у людей появилась только каких-нибудь пять-шесть тысяч лет тому назад. И только с этого времени люди стали высекать на скалах, вырезать на каменных плитах или выдавливать на глиняных табличках какие-то надписи, например, о войнах, о подвигах царей и других важных с их точки зрения событиях. Откуда же мы знаем о том, что происходило в древнейший, дописьменный период?

Прежде всего от археологов.

Наши предшественники на земле, люди, жившие десятки и сотни тысяч лет тому назад, давным-давно умерли. И тела их истлели в земле. Но это не значит, что от них никакого следа не осталось.

И вот за работу берутся археологи. Они производят археологические разведки и раскопки. И под слоями земли (а иногда и на поверхности) обнаруживают вещественные памятники прошлого. Эти памятники различны: древние орудия труда и оружие, посуда и украшения, остатки древних жилищ и погребения, кости животных, на которых охотились древние люди, и останки самих этих людей.

Неспециалисту, пожалуй, и впрямь эти пожелтевшие кости, грубо оббитые камни и старые черепки от посуды могут показаться чепухой, не заслуживающей внимания. Но для археолога это подлинные свидетели седой старины. Нужно только понимать их язык, а рассказать они могут многое. О том, как жили наши далекие предки, какими способами они добывали средства к существованию: охотой, или скотоводством, или земледелием, каков был у них уровень производства и какой общественный строй, какая у них была религия и даже как они сами выглядели.

Нередко археолог прибегает к помощи других

6

наук. Например, геология может помочь ему по слоям земли определить возраст древней стоянки. А найдя череп древнего человека, археолог обратится к антропологии – науке, которая умеет по сохранившимся человеческим костям определить и возраст, и пол, и расу того, кому эти кости принадлежали, независимо от того, был ли умерший нашим современником или жил тысячи лет тому назад.

Очень охотно археолог использует также данные этнографии. Эта наука занимается изучением жизни и быта, нравов и обычаев ныне существующих народов и племен, в том числе так называемых «дикарских», то есть таких племен, которые по разным историческим причинам отстали в своем развитии от большинства других, цивилизованных народов. Как ни странно, но еще в наше время в некоторых глухих уголках земли существуют племена, стоящие на ступени каменного века, не знающие никакого металла. Ученые-этнографы иногда по многу лет живут среди таких племен, тщательно изучают их жизнь и культуру, наблюдают за тем, как они изготовляют свои каменные орудия и какие способы они применяют для охоты, как строят жилища и как одеваются, какие у них общественные отношения, семейные обычаи и религиозные представления. А ведь нередко то, что сохранилось у этих отставших племен до настоящего времени, когда-то в такой же или иной, сходной форме было и у наших древних предков. Вот почему данные этнографии очень помогают археологу правильно понять и истолковать материалы своих раскопок.

В последние годы археологи все чаще используют достижения и таких наук, как физика и химия. Так, например, совсем недавно физики открыли ряд методов (например, так называемый метод радиокарбонового анализа), при помощи которых удается довольно точно определить возраст найденных археологами древних костей, предметов из дерева, тканей, глиняной посуды и т. д.

Можно было бы перечислить десятки наук, к которым в нужную минуту обращается за справкой и помощью археолог. И в конце концов мертвые памятники древности для него точно оживают. Археолог как бы заставляет их говорить, и они на своем языке рассказывают увлекательную повесть о седой старине человечества.

Выходит, что археология это никак не чепуха. Это наука важная, нужная и очень интересная.

Белое пятно на археологической карте

Знаете ли вы, что Забайкалье еще сравнительно недавно называли белым пятном на археологической карте нашей страны, настолько оно было слабо изучено археологами?

Чем это объяснить? Может быть, здесь мало было работы для археологов, мало вещественных памятников старины?

Нет. Совсем не так. Древних памятников, и притом интереснейших, в Забайкалье не меньше, чем в других краях и областях нашей страны, а то и побольше. Причина другая.

Как известно, в царское время Забайкалье было местом самой страшной в России каторги и ссылки. Коренные жители края, буряты и эвенки, по законам Российской империи считались не гражданами, а «инородцами», как бы людьми низшего сорта. И царское правительство вовсе не было заинтересовано в изучении истории «каторжного» края и древних племен и народов, населявших его в прошлом.

Однако образованные русские люди, побывавшие за Байкалом, уже давно с живым интересом отмечали многочисленные следы древней культуры этого края.

Так, почти 300 лет тому назад, в 1675 году, через Даурию и Нерчинск проезжал вновь назначенный русский посол в Китай Николай Спафарий. Это был человек по тому времени высококультурный. В пути он вел путевой дневник. Позже этот дневник был опубликован. Вот, например, одна из записей в нем:

«…Ехали подле речки Шилки, лугами и степными местами. И переезжали речку Жорнокопку. А словёт та речка Жорнокопка для того, что подле ней лежат жорновы, большие каменный, выделанные».

Правильно отметив эти следы древнего земледелия в долине Шилки, Спафарий, однако, ошибочно предположил, что оставили их жившие будто, бы некогда в тех местах «китайские люди».

И многие другие путешественники и ученые, начиная с XVIII века, обращали внимание на развалины старинных городов, на остатки первобытных стоянок и захоронений и другие следы древней культуры в Забайкалье.

Со второй половины XVIII века русское правительство стало проявлять все больший интерес к природным богатствам Забайкалья, главным образом к рудным ископаемым. С Запада сюда едут горные инженеры, «рудознатцы», повсеместно ведутся разведки ценных руд: медных, оловянных, серебряных, роются шурфы, возникают рудники, плавильные заводы.

Разведчикам новых рудных месторождений то и дело попадались следы древних копей и плавильных печей и каменные орудия первобытных людей. В 1811 году великий революционер и демократ А. Н. Радищев, отбывавший ссылку в Восточной Сибири, писал о «древних рудниках, найденных в горах Алтайских и Аргунских». Он указывал также на то, как важно изучать историю коренных народностей Сибири, «раздвинуть непроницаемую завесу.., за которой скрываются происшествия, касающиеся отдаленного прошлого различных сибирских племен».

И он понимал, какую неоценимую помощь могут при этом оказать археологические материалы, те «острые и твердые камни, которые близ рек находятся служившие вместо топоров и ножей, могильные холмы и камни».

Некоторые сдвиги в изучении древностей Забайкалья и вообще Сибири происходят, начиная с середины девятнадцатого века. В это время в ряде городов Восточной Сибири и Забайкалья: Иркутске, Кяхте, Чите – возникают отделения Русского географического общества. Членами этого общества были местные краеведы-любители. Они усердно разыскивали, раскапывали и описывали древние памятники. Многие из них были настоящими энтузиастами, не жалевшими ни труда, ни здоровья, ни собственных денег. Добрым словом нужно помянуть кяхтинского учителя А. П. Мостица, который разведал и описал большое количество памятников каменного века в Западном Забайкалье, в долинах рек Чикоя и Селенги; врача Ю. Д. Талько-Гринцевича, осуществившего в тех же местах ряд археологических и антропологических исследований, первого, кто обнаружил и описал гуннские древности в Забайкалье. И особенно Алексея Кирилловича Кузнецова, бывшего политического ссыльного. Это был человек изумительной энергии и больших знаний. Отбыв шесть лет на самой страшной в России Карийской каторге, А. К. Кузнецов в 1879 году был оставлен в Забайкалье на положении ссыльного поселенца. Сперва он жил в Нерчинске, а позже в Чите. Умер уже при советской власти в 1928 году. А. К. Кузнецов сыграл главную роль в открытии двух музеев в Забайкалье: Нерчинского и Читинского.

В 1892 году А. К. Кузнецов объездил и обследовал юго-западные районы Агинской степи, низовья р. Или, долину Аги, окрестности оз. Бальзино. Только во время этой экспедиции он обнаружил следы не менее двадцати пяти стоянок каменного века. Позже им были разведаны стоянки в долинах рек Ингоды, Нерчи, Аргуни, Урлюнгуя и в других местах. А. К. Кузнецов исследовал также ряд погребений бронзового века и пытался предпринять раскопки интереснейшего памятника монгольского времени в Забайкалье – Кондуйского городища. Но на это у него не хватило средств. В его распоряжении было только двое рабочих. И ему пришлось ограничиться лишь проведением двух небольших траншей.

Усилиями дореволюционных исследователей Забайкалья был собран довольно значительный археологический материал, привлекший внимание ученого мира. Но все же работа их имела, в общем, случайный и бессистемный характер. Она состояла главным образом в сборе так называемого «подъемного материала», то есть – с поверхности земли. Масштабы их работ были очень ограничены. Царское правительство не оказывало им почти никакой поддержки.

В советское время изучение древностей в Забайкалье получило более широкий размах.

В 1927-1928 годах Академия наук СССР направляет в Забайкалье крупную археологическую экспедицию во главе с Г.П. Сосновским. Однако изыскания этой экспедиции ограничились только Западным Забайкальем. В 1934–1935 годах М. М. Герасимов раскопал крупный могильник у дер. Фофаново на левом берегу р. Селенги. На нем оказались погребения разных эпох – от неолита до бронзового века.

Снова, в гораздо больших масштабах, работы по археологическому изучению Забайкалья продолжались после Великой Отечественной войны.

В 1947 году Институт истории материальной культуры АН СССР совместно с Институтом культуры Бурятской АССР организовал новую археологическую экспедицию, руководителем которой стал крупный советский археолог Алексей Павлович Окладников. Работа этой экспедиции продолжалась в течение ряда лет.

Первоначально, до 1950 года, раскопки производились опять-таки только на территории Западного Забайкалья, в долинах рек Селенги, Уды и Джиды. Археологи обнаружили и раскопали целый ряд стоянок каменного и бронзового веков, из которых особенно интересный материал дали стоянки на берегу р. Нижней Березовки (приток Селенги), в восьми километрах ниже города Улан-Удэ. В конце 1950 года экспедиция под руководством А. П. Окладникова передвинулась на территорию Читинской области и произвела раскопки в Агинском национальном округе.

В 1952 году в работу экспедиции впервые включился небольшой читинский отряд в составе восьми студентов Читинского пединститута во главе с автором этой книги.

В последующие годы археологические раскопки производились уже регулярно как в Западном, так и Восточном Забайкалье. Были раскопаны такие замечательные памятники каменного века, как Ошурково, Санный мыс, стоянка Посольская на берегу Байкала у старинного русского села Посольского, Шилкинская пещера, мастерская каменного века на Титовской сопке, близ Читы. Производились раскопки гуннского городища на Нижней Иволге (в восьми километрах от Улан-Удэ).

С 1957 года под руководством известного археолога, члена-корреспондента Академии наук С. В. Киселева (ныне покойного) начались раскопки знаменитого Кондуйского городка около села Кондуя (в Борзинском районе Читинской области) и Хирхиринского городища (в Быркинском районе). Это – памятники монгольской эпохи. Раскопки этих памятников производились в течение трех лет и полностью еще не закончены.

Наконец, в 1960–1961 годах на реке Ононе близ села Будулан производил раскопки археологический отряд под руководством Ю. С. Гришина. А на Титовской сопке были возобновлены (А. П. Окладниковым) исследования мастерской каменного века. Причем в 1961 году здесь же были обнаружены и остатки древней стоянки.

Как видите, серьезное изучение древностей Забайкалья началось только в самые последние годы, 10– 15 лет тому назад. Срок совсем небольшой. И все же за это время археологам удалось обнаружить такой обильный и интересный материал, что по нему, пожалуй, уже можно сделать попытку набросать хотя бы в общих чертах картину древнейшей истории нашего края. Конечно, не все в этой картине будет вполне ясным и до конца проверенным. Немало будет в ней и «белых пятен». Но общие контуры уже сейчас вырисовываются достаточно отчетливо. А «белые пятна»? Ну что ж! Работа археологов продолжается. Земля не сразу выдает свои тайны. Постепенно одно за другим исчезнут и «белые пятна».

Глава 1
КАМЕННЫЙ ВЕК ЗАБАЙКАЛЬЯ

Около миллиона лет тому назад…

Еще совсем недавно, каких-нибудь 15–-20 лет тому назад, подавляющее большинство ученых считало бесспорным фактом, что заселение человеком Сибири произошло сравнительно поздно, когда уровень материальной и духовной культуры человечества достиг уже столь значительной высоты, которая позволила людям успешно справиться с суровостью климата и трудными условиями жизни на севере. По господствовавшему в науке мнению, это произошло в позднем палеолите, на конечном этапе древнекаменного века, приблизительно 15–20 тысяч лет тому назад. Это был конец ледникового периода. Но на большей части территории Европы и Азии царил суровый арктический климат. Именно в это время достигла высокого расцвета первобытная культура охотничьих племен Восточной Европы. Тогда-то они и перешли из Европы в Северную Азию и разожгли свои первые костры на берегах великих сибирских рек: Оби и Енисея, Лены и Ангары.

В пользу теории позднего появления человека в Сибири говорило как будто то, что все известные до последнего времени стоянки древнекаменного века Сибири: Афонтова гора у Красноярска, Мальта, Буреть у Иркутска, Санный мыс и Титовская сопка в Забайкалье – относились именно к позднему палеолиту. Ни одного археологического памятника более древнего не было известно. Еще в 1950 году А. П. Окладников писал: «Возможность открытия в Сибири памятников предшествующих эпох палеолита маловероятна». И уже совсем невероятной казалась сама мысль о существовании человека в Сибири в доледниковый период, в эпоху нижнего палеолита.

А между тем еще в конце прошлого столетия возникла и другая теория.

Как известно, жизнь нашей Земли протекала негладко (в буквальном смысле слова). Чудовищные катаклизмы неоднократно меняли ее облик. Возникали и исчезали моря и целые континенты. Поднимались новые горные хребты. В истории Центральной и Северной Азии особенно важную роль сыграло поднятие Гималайских гор, Куньлуня и Тибетского плато. Это поднятие закончилось сравнительно недавно, менее 1 миллиона лет тому назад, и должно было привести к коренным изменениям природной обстановки на огромной территории.

Поднявшиеся к небу колоссальные горные хребты резко нарушили движение воздушных потоков. Они преградили путь с юга теплым испарениям Индийского океана, и в результате в северных районах начал постепенно меняться климат. Он стал более сухим и прохладным. Исчезла тропическая растительность. Сплошные дремучие леса стали редеть, перемежаться степными пространствами, и в конце концов здесь стали преобладать степные и пустынные ландшафты.

Но эти же изменения природной среды должны были стать мощным стимулом эволюции и животного мира. Несомненно, часть видов животных, не вынеся суровой обстановки, вымерла или ушла на юг. Но другие остались и, вынужденные приспособиться к изменившимся условиям природной среды, изменили свою собственную природу. Центральная и отчасти Северная Азия стала, по выражению одного ученого, «огромной биологической лабораторией», в которой возникли многочисленные новые виды, и притом наиболее приспособленные и прогрессивные. И в числе их оказалась какая-то разновидность высокоразвитых обезьян, которая стала на путь очеловечения.

В безлесных местах эти древние обезьяны вынуждены были перейти к наземному образу жизни. Еще Энгельс указывал, что это обстоятельство сыграло решающую роль – с ним был связан переход к прямохождению, а также к систематическому использованию при добывании пищи и для обороны от хищников палок, камней и т. д. (рис. 1).

Постепенно организм древних обезьян приспосабливался к новой обстановке. Передние конечности укоротились, а кисти их необычайно усовершенствовались, так что они стали напоминать человеческие, в то время как задние конечности, наоборот, удлинились, стали более массивными и их кисти постепенно превратились в стопы. Изменение конечностей сопровождалось изменением и других частей тела.

Необычайно усложнившиеся условия жизни способствовали развитию мозга и мозговой деятельности древних предков людей. Из поколения в поколение они становились все более сметливыми, сообразительными. И в конце концов сделали величайшее открытие: от применения случайно найденных остроконечных камней они перешли к изготовлению искусственных Каменных орудий труда (рис. 2). «Ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа», – писал Энгельс. С изготовления и применения искусственных орудий труда начинается человеческий труд и вместе с тем история человечества.

Что собой представляли древнейшие орудия труда, мы знаем по археологическим находкам в ряде районов Азии, Африки и Европы. Такими, например, являются орудия так называемого раннесоанского типа (по реке Соан в Пакистане). Они отличаются очень характерными чертами: изготовлены, как правило, из крупных галек, оббитых несколькими сильными ударами только с одного конца и только с одной стороны, в то время как остальная часть поверхности гальки оставлена в естественном, необработанном виде.

Древнейшие орудия имели крайне примитивные и грубые формы (рис. 3). Но именно так, конечно, и должны были выглядеть первые изделия человека. Впоследствии в обработке каменных орудий появилась определенная система. Они стали симметрично обтесываться с обеих сторон, а еще позже – по всей поверхности изделия. Так, например, изготовлялись «шелльские» и «ашелльские» орудия, которы-1н-ми пользовались первобытные предки людей типа питекантропа и синантропа, жившие на земле 500 – 200 тысяч лет тому назад.

Итак, согласно гипотезе, которая, как уже было сказано, появилась еще в конце XIX века, а впоследствии была поддержана некоторыми западными учеными (Г. Осборн, В. Д. Мэтью) и советскими (П. П. Сушкин, известный антрополог Г. Ф. Дебец), одним из районов земного шара, где появились древнейшие обезьяны-люди, была территория Центральной и Восточной Азии, включая и южные районы Сибири.

Этой теории, однако, не хватало главного – фактов.

Правда, еще в конце двадцатых годов нашего века в Северном Китае, вблизи Пекина, были обнаружены костные останки и орудия труда одного из древнейших представителей человеческого рода – синантропа. Но основные районы Центральной Азии, вся Монголия и Сибирь по-прежнему оставались для археологов загадкой.

И только в самые последние годы старая гипотеза была подтверждена новыми открытиями советских ученых. Эти открытия были связаны с деятельностью группы археологов Сибирского отделения Академии наук СССР под руководством члена-корреспондента А. П. Окладникова.

В 1960-1962 годах археологическая экспедиция во главе с А. П. Окладниковым работала в Монгольской Народной Республике. В исследованиях принимали участие и монгольские ученые. И вот в разных местах великой пустыни Гоби археологи обнаружили следы значительного количества палеолитических поселений и камённых орудий. Причем некоторые из них скорее всего относились именно к раннему палеолиту то есть ко времени существования неандертальского человека и даже еще более древнего – синантропа.

Но еще более замечательное открытие было сделано тем же А. П. Окладниковым на территории СССР, и притом в непосредственной близости к Забайкалью осенью 1961 года.

Неутомимого исследователя давно привлекал к себе район верховий р. Зеи, левого притока Амура. Этот район в археологическом отношении был до сих пор еще совершенно не изучен. И вот теперь обстоятельства сложились как нельзя более благоприятным образом.

Дело в том, что по решению правительства на Верхней Зее должна быть в ближайшие годы построена новая мощная гидроэлектростанция. А это значит, что здесь будет возведена высокая плотина, построено большое водохранилище и какая-то часть долины реки выше районного города Зеи окажется под водой.

В таких случаях, по существующему в нашей стране положению, отпускаются специальные средства на археологические исследования в районе затопления. И это очень правильно. Ведь если здесь есть какие-нибудь ценные археологические памятники, то после того как они окажутся под водой, ученые к ним доступа уже иметь не будут.

Ранним сентябрьским утром А. П. Окладников с группой своих сотрудников обследовал высокий левый берег Зеи у села Филимошки. Берег спускался к реке двумя террасами высотою в 10 и 15 метров над уровнем реки. В обнажениях обрывов ясно выступали породы, из которых были сложены эти уступы. Сверху под тонким слоем дерна один за другим шли пласты желтых песков и сероватых супесей. А под ними в основании нижней террасы залегал мощный слой галечника. Гальки были удивительно округлы и обкатаны до гладкости. Очевидно, в древности река была намного шире нынешней Зеи, ее мощное и быстрое течение обкатало гальки, а паводки, выбрасывая их далеко на берег, постепенно нарастили целый слой.

При осмотре верхней террасы археологи обнаружили в земле несколько каменных орудий довольно позднего времени и известных уже в Сибири типов. Ничего необычайного.

Но вот ученые спустились к подножию нижней террасы. Вот он, слой древнего галечника. Среди массы мелких кварцитовых галек попадаются более крупные и порою небольшие валуны. Но что это?

Внезапно Окладников наклоняется и вытаскивает из галечного слоя крупную гальку. Он внимательно, с каким-то странным волнением осматривает ее. Поразительно! Невероятно! Да ведь на ней явные следы обработки человеком. Галька намеренно расколота и оббита. Он не верит своим глазам.

Пригнувшись, он вновь проходит вдоль слоя галечника. С удвоенным вниманием приглядывается. Вот еще одна обработанная галька, и еще одна... Немного ниже, в осыпи, там, где берег подмыт весенними водами, он находит еще несколько оббитых галек. Теперь их у него в руках уже десять штук! Десять древних каменных орудий! Все они изготовлены примерно одинаковым способом из крупных кварцитовых галек. Большая часть поверхности гальки оставлена нетронутой. Только один конец и только с одной стороны подтесан несколькими сильными ударами так, что получилась острая рабочая часть. Но какой примитивный архаический облик у этих обработанных галек. Неожиданная мысль приходит ему в голову. Да ведь это же совершенно похоже на раннесоанские орудия!

Значение этого открытия трудно переоценить. По мнению Окладникова, «по-видимому, у села Фили-мошки на р. Зее обнаружены подлинно начальные следы человеческой культуры, древнейшие в Северной Азии остатки деятельности человека нижнечетвертичного периода».

Таким образом, можно считать доказанным, что в Северном Китае и в Монголии, то есть в тех районах Центральной Азии, которые находятся в непосредственной близости к Забайкалью, люди жили уже сотни тысяч лет тому назад. И на Зее, к востоку от Забайкалья, – тоже.

А если в соседних с Забайкальем районах Центральной Азии, а также в еще более близком Приамурье уже найдены прямые свидетельства существования там людей доледниковой и раннеледниковой эпохи, то есть все основания надеяться, что недалек тот день, когда и в Забайкалье лопата археолога откроет свету орудия или костные останки забайкальского неандертальца или даже еще более древнего человеческого предка, современника синантропа.

Во времена Великого оледенения

Около двухсот тысяч лет тому назад по каким-то причинам, которые еще до сих пор не вполне выяснены наукой, климат на земле стал значительно холоднее и в то же время влажнее. Летом бесконечно лили дожди, а зимой шел снег. И во многих местах за зиму выпадало такое количество снега, что он не успевал летом растаять. Год от года накапливался снеговой слой, и от собственной тяжести он спрессовывался и превращался в лед. Прошли тысячелетия, и большая часть земного шара оказалась покрытой мощным ледяным панцирем, толщина которого доходила местами до двух километров.

Это была пора Великого оледенения Земли – ледниковый период.

На огромной территории, там, где сейчас находятся государства Швеция, Норвегия, Финляндия, Англия, ГДР, ФРГ и ряд областей европейской части СССР, в ледниковом периоде простиралась мертвая ледяная пустыня. На сотни и тысячи километров кругом нельзя было встретить ни малейшего признака жизни, ни растений, ни животных, только ветер завывал над бескрайней равниной под холодным синим небом.

Но если на западе, в нынешней Европе, ледник опускался далеко на юг, доходя до тех мест, где сейчас стоят города Киев и Воронеж, то в Азии границы ледника поворачивали круто на север. В Приуралье и Западной Сибири ледник был уже намного меньше и тоньше. А Восточная Сибирь и Забайкалье и вовсе не знали сплошного оледенения. Причина, по-видимому, заключалась в том, что хотя здесь холода были не слабее, а может быть, и сильнее, чем на западе, но зато осадков выпадало значительно меньше. Влажные ветры из Тихого океана сюда не долетали – им преграждали путь горные хребты Дальнего Востока. А холодные моря, омывавшие северные берега Сибири, всегда давали слишком мало испарений. И поэтому в Восточной Сибири и Забайкалье льда было мало, ледники образовались только на высоких горных хребтах. Оттуда они медленно сползали ледяными потоками в долину. Но так постепенно, что эти потоки по пути успевали растаять. Вода от них заполняла обширные впадины в земле. Таким образом возникли многие озера в Забайкалье. Например, некоторые геологи считают, что Беклемишевские озера и оз. Кенон в Читинской области имеют ледниковое происхождение.

Итак, даже в период наибольшего оледенения на Западе основная часть территории Забайкалья была свободна ото льда. И здесь сохранилась жизнь. Кое-где уцелели леса, хотя в них исчезли теплолюбивые широколиственные породы деревьев, а росли только наиболее приспособленные к холодам хвойные: ель, даурская лиственница, кедровый стланик и некоторые виды кустарников.

На большей же части Забайкалья леса исчезли. Они сменились в южных районах степями, а на севере – бескрайней унылой тундрой, на которой, однако, также росли всякие травы, злаки и осоки, мхи и лишайники, пригодные в пищу травоядным животным. А раз были травоядные, то были и охотившиеся на них хищники. Но и животные были уже не те, которые жили здесь в предыдущую теплую эпоху.

По костям, которые были найдены в разных местах Забайкалья, можно довольно хорошо представить себе, каким был животный мир в ледниковый период.

К этому времени давно уже вымерли более древние бесшерстные виды слонов и носорогов. Многие животные ушли от холода на далекий юг.

Из южных животных в Забайкалье лишь изредка попадались винторогая антилопа и страус, которые, оказывается, могли выносите довольно низкую температуру. Зато по степям и по тундре бродили стада мамонтов и шерстистый сибирский носорог (рис. 4, 5).

Огромные трехметровые, загнутые кверху бивни мамонта и метровый рог на морде носорога служили этим животным не только, в качестве боевого оружия. Зимой они ими, очевидно, разгребали снег, чтобы достать из-под него прошлогоднюю траву (рис. 5). Их толстая кожа была покрыта рыжевато-бурой или черной шерстью почти в метр длиной, под кожей залегал толстый слой жира. И мамонт и носорог были надежно защищены от стужи и пронизывающего ветра ледниковой поры. Но не хуже были приспособлены к новым условиям и такие животные, как грузный первобытный зубр, северный олень, исполинский большерогий олень, у которого расстояние между концами рогов достигало почти четырех метров, дикая лошадь и многие другие (рис. 6). Как видите, и во времена Великого оледенения мир Забайкалья был достаточно богат и разнообразен.

А жил ли здесь в это время человек? Несомненно!

В пятидесятых годах на территории Забайкалья уже был открыт ряд палеолитических стоянок: Санный Мыс и Ошурково в Западном Забайкалье, Титовская сопка и Атамановка в Читинской области. При раскопках стоянки на Санном Мысу, недалеко от города Хоринска, были обнаружены вместе с древними каменными орудиями кости шерстистого носорога и мамонта. Но, как доказали ученые, шерстистый носорог вымер еще задолго до окончания Ледниковой эпохи, а мамонты вскоре за ним.

Значит, во времена ледника человек в Забайкалье уже точно жил. Он не погиб от холода и не ушел на юг. Он выжил и приспособился к суровым условиям ледниковой эпохи. У него не было на коже такой густой шерсти, как у северного оленя или у дикой лошади, и не было согревающего слоя подкожного жира, как у носорога или пещерного медведя. Но он научился убивать этих животных. Добычей его становились даже такие гиганты животного мира, как мамонт и носорог. Человек питался их мясом и жиром. А из звериных шкур он стал изготовлять себе одежду. И он научился добывать разными способами огонь. Огонь стал его надежным защитником и другом – он согревал его жилище, отгонял страшных хищников и помогал ему жить.

Так древние забайкальцы перенесли ледниковую эпоху.

Мастера каменных орудий

Последний этап древнекаменного века археологи называют поздним или верхним палеолитом. По времени он совпадает с концом ледниковой эпохи – приблизительно сорок – пятнадцать тысяч лет тому назад.

В это время в Европе и Азии особенно усилились холода. Далеко на юг продвинулась тундра. Северный олень, песец и белая полярная куропатка, ныне обитатели далекого Севера, в то время жили на территории Северного Кавказа и Крыма, и там археологи обнаруживают их кости.

Но именно в этот период первобытное человечество сделало самый большой шаг вперед, поднялось на новую, несравненно более высокую ступень.

В музеях разных стран хранятся десятки тысяч орудий каменного века. Имеются они и в музеях Забайкалья. И вот, если сравнить орудия верхнего палеолита с более древними, то разница получается поразительная.

Первобытные предки людей, жившие до похолодания, изготовляли свои орудия самым простым способом. Найдя подходящий обломок камня или крупную гальку, они несколькими ударами оббивали ее с разных сторон, так что оставшаяся часть получалась приостренной формы. Этим они обычно и ограничивались. На рисунке 3 показано, как выглядели такие древнейшие орудия. То, которое изображено слева, археологи называют ручным рубилом, а правое – скреблом. Как видите, это были еще очень примитивные, грубые и массивные изделия, и они не отличались разнообразием форм. Но ведь тогда и труд человека был очень простым и однообразным. С помощью каменного рубила или заостренной палки можно было легче, чем голыми руками, выкопать из земли съедобный корень или клубень. Эти же орудия пускались в ход, когда нужно было отбиться от хищника или убить какое-нибудь мелкое животное, чтобы затем употребить его в пищу.

В суровых условиях конца ледниковой эпохи жизнь людей стала намного сложнее.

Главным занятием людей была теперь охота, дававшая такую высококалорийную пищу, как мясо и жир, и вдобавок шкуры – то, что было особенно необходимо в холодном климате. Стоянки верхнего палеолита иногда буквально завалены костями самых различных животных: мамонтов, носорогов, зубров пещерных медведей, северных оленей и многих других. Люди изобрели новые и разнообразные способы охоты. Усложнился труд человека, и теперь ему понадобились более совершенные и разнообразные орудия труда: наконечники копий и ножи, различные скребла и скребки для обработки дерева, кожи, резцы, чтобы резать кость, проколки, шилья, иглы для шитья одежды и много других. И вот наряду со старыми приемами обработки камня – оббивкой или обтесыванием – мастера верхнего палеолита стали применять ряд новых и значительно более сложных методов.

Посмотрите на рисунок 7. На нем – крупное верхнепалеолитическое скребло. Как видите, это орудие изготовлено простой оббивкой. Оно имеет довольно грубый вид, но и поменялось, наверное, для какой-нибудь простой черновой работы.

А рядом с этим скреблом нарисовано другое изделие верхнепалеолитического времени. Это наконечник копья. Обратите внимание на него. Какие точные и целесообразные формы, какая тонкая отделка! Это произведение мастера своего дела. Изготовить такое орудие было совсем не просто.

Представим себе, как это делалось. Где-то в каменной осыпи у подножия скал древний человек нашел крупный кремневый желвак. Это была большая удача. Такие вещи встречаются не часто. А в каменном веке именно кремень был излюбленным материалом для изготовления оружия.

И вот каменный обломок принесен на стоянку. Человек уселся поудобнее и внимательно осмотрел свою находку. Он зажал ее в левой руке (или закрепил каким-то другим образом). А в правой руке у него тяжелый каменный отбойник. Теперь он наносит отбойником несколько сильных ударов сбоку по одному из концов желвака. И в этом месте образуете почти ровная – «ударная площадка».

Затем первобытный мастер повернул заготовку ударной площадкой кверху. Он наносит удары отбойником по краям ударной площадки перпендикулярно к ее плоскости. Удар, еще удар... И каждый раз от желвака отскакивают плоские и довольно длинные пластины. Вот уже камень оббит со всех сторон. Он стал весь в ребрах и гранях – следы отколотых пластин. Такой оббитый желвак археологи называют нуклеусом-ядрищем (рис. 8).

Немного передохнув, мастер делает «второй заход». Он снова бьет отбойником по ударной плошадке нуклеуса. Теперь откалывающиеся от нуклеуса пластины уже имеют с наружной стороны характерную ребристую форму. Наконец пластин достаточно.

Оставшуюся часть желвака иногда выбрасывали, а иногда путем подправки одной или двух граней превращали в скребок и тоже применяли как орудие.

Но главную ценность для древних мастеров представляли именно пластины. Из них-то и изготовлялись различные орудия.

Некоторые более мелкие или короткие шли в дело без дальнейшей обработки – в качестве ножиков. Такие ножевидные пластины – обычная и довольно частая находка на верхнепалеолитических стоянках.

Но чаще сколотые пластины подвергались еще дополнительной отделке. На рисунке 8 справа изображена пластина, найденная на Санном Мысу. Как видите, оба ее боковых ребра подправлены мелкими сколами – такая подправка у археологов называется ретушью. Может возникнуть естественный вопрос, зачем нужна была эта ретушь. Ведь первоначально ребро пластинки, наверное, было острее. Да! Но зато при работе оно могло бы сразу отколоться. Ретушь несколько притупляла край орудия, но и делала его более прочным.

Однако лучшие образцы орудий верхнего палеолита обработаны не только по краям. У того наконечника копья, о котором мы начали разговор, вся поверхность покрыта, точно рябью, фасетками – следами отделки.

Теперь мы познакомимся с одним удивительным способом обработки каменных орудий, способом, который был открыт, по-видимому, именно в верхнем палеолите, но продолжал применяться и позже в неолите и даже в бронзовом веке.

Это так называемый «метод отжима».

Вернемся к нашему первобытному мастеру.

Он все еще сидит на своем месте и разбирает лежащие перед ним кремневые пластины. Вот он выбрал одну, продолговатой формы и сравнительно правильных очертаний. Он берет ее в левую руку, а в правой руке у него небольшой роговой или костяной стержень – «отжимник». Теперь он приставляет край отжимника к поверхности пластины. Надавливает на него, но не с постоянной силой, а как бы резкими, прерывистыми нажимами. И с поверхности пластины начинают отделятся тонкие каменные чешуйки (рис. 9).

Современному человеку это могло бы показаться чудом. Как можно костяной палочкой (пусть даже из такой твердой кости, как мамонтовый бивень); скоблить кремень?

И все-таки это делалось именно так. Еще в начале XIX века у некоторых индейских племен Северной Америки, а также у эскимосов и алеутов была известна техника отжима, и она описана в литературе.

Но более того, всего каких-нибудь пятьдесят лет назад ученые получили возможность собственными глазами увидеть, как человек каменного века таким способом изготовлял орудия труда.

Этим человеком был североамериканский индеец по имени Иши.

Он был последним представителем вымершего племени яхи. Спасаясь от насилий белых колонизаторов, это небольшое племя еще в прошлом столетии ушло в покрытые лесом горные районы штата Калифорния. Яхи порвали все связи с окружающим миром. Они стали вести жизнь затравленных животных, постоянно переходя с места на место, тщательно скрывая свои следы, питаясь дичью, пойманной в горных ручьях рыбой и дикими плодами. Это была жизнь, полная страха и лишений.

И как их древние предки сотни и тысячи лет тому назад, яхи продолжали выделывать свои орудия из камня и кости. Они как бы застыли на ступени каменного века.

Постепенно от голода и болезней яхи стали вымирать. К 1906 году от всего племени в живых осталось только четыре человека. А вскоре только один - Иши.

После этого еще в течение пяти лет одинокий индеец скитался в лесах. И наконец, дойдя до полного отчаяния, решил вернуться к людям, врагам своего племени. Это было в 1911 году.

Первая же его встреча с белыми людьми окончилась тем, что на него надели наручники и посадили в тюрьму.

Однако, к счастью для Иши, о необыкновенном происшествии узнали ученые. По их просьбе индейца освободили из заключения. Его привезли в город Сан-Франциско. А когда Иши научился немного говорить по-английски, его определили сторожем в этнографический музей.

Так в XX столетие пришел человек из каменного века. Понятно, что ученые постарались как можно лучше использовать этот редкий случай. Тем более что Иши охотно шел им навстречу. Он показывал ученым, как его соплеменники выслеживали добычу и охотились, как острогой кололи рыбу, как посредством трения двух кусков дерева добывали огонь и как выделывали каменные орудия.

И тут-то ученые получили возможность своими глазами увидеть, что такое техника отжима. Иши владел ею в совершенстве. Казалось, без видимого усилия он мог за тридцать–сорок минут изготовить из твердейшего камня обсидиана наконечник копья или пару наконечников для стрел или нож.

Этнограф Е. Нельсон попытался даже научиться у Иши искусству отжима. Увы, это оказалось для него непосильным делом. Позже Нельсон с огорчением писал, что когда он пробовал подражать Иши, то у него получалась только самая грубая, обрывисто уступчатая ретушь, в то время как изготовленные Иши предметы отличались изяществом отделки, строгой соразмеренностью форм и вполне напоминали лучшие археологические образцы верхнего палеолита. После своего возвращения к людям Иши прожил недолго. Здоровье его было подорвано прежними лишениями. Вдобавок он заболел туберкулезом и в 1916 году умер в Сан-Франциско. По просьбе Иши его друзья-этнографы поступили с его телом по обычаям племени яхи. Его сожгли на большом костре и вместе с ним его лук и стрелы и любимые украшения из, раковин и игол дикобраза.

Неудивительно, что ученому-этнографу так и не удалось овладеть техникой отжима. Судя по всему, и в каменном веке она давалась далеко не всем в одинаковой степени. Но лучшие образцы ее, бесспорно, свидетельствуют о подлинном мастерстве, удивительном глазомере и художественном вкусе тех, кто их изготовил.

Тому, кто смотрит на эти орудия, не может не» прийти в голову мысль, что грубая лапообразная кисть синантропа или неандертальца ни за что не смогла бы их сделать. И это совершенно правильная мысль. Период верхнего палеолита как раз ознаменовался важнейшим событием в истории человечества. На смену древнейшим предкам людей типа синантропа и неандертальца на земле появился человек нового типа – «неоантроп» (с греч. – «новый человек»).

Судя по найденным археологами в разных местах костным останкам неоантропов, люди верхнего палеолита уже во всех своих основных чертах, строением тела и головы, развитием мозга и т. д. вполне напоминали современных людей. И умственные их способности, несомненно, также были намного выше, чем у синантропов или неандертальцев, в которых было еще много примитивного, звериного. Недаром в научной литературе человеку верхнего палеолита присвоено еще другое название – латинское: «хомо сапиенс», что значит – «человек разумный».

Кроме того, в период верхнего палеолита между людьми появились уже расовые различия. Некоторые из них были похожи на нынешних европейцев, вообще людей белой расы. Другие имели монголоидную внешность, третьи – негроидную.

К сожалению, в Забайкалье до сих пор ни одного палеолитического костяка не найдено. Но, судя по некоторым данным, древнейшие обитатели нашего края скорее всего отличались монголоидными чертами.

Ошурково – стоянка древнекаменного века в Забайкалье

Вряд ли кто-нибудь думал, что небольшая деревня Ошурково в 14 километрах к северо-западу от Улан-Удэ когда-нибудь получит мировую известность. Однако это произошло. И сейчас жители Ошурково могут встретить название своей деревни в солидных научных статьях и даже в толстом томе Всемирной истории.

Дело в том, что около Ошурково была обнаружена одна из древнейших в Забайкалье стоянок древнекаменного века. Открыл ее А. П. Окладников в 1951 году. Раскопки стоянки начались в этом же году и были продолжены в следующем, 1952.

И до этого в Забайкалье нередко находили орудия эпохи палеолита – древнекаменного века, и другие предметы, относящиеся к этому времени. Но все это были отдельные и разрозненные находки главным образом на поверхности почвы и в песчаных выдувах. Ошурковская же стоянка тем и была ценна, что в ней все предметы залегали на месте, в соответствующих слоях земли, кости рядом с орудиями. Значит, была возможность с большей уверенностью определить возраст этих находок и их взаимную связь. Вот почему так обрадовался А. П. Окладников открытию новой стоянки.

А в начале июля 1952 года в Читинский пединститут на мое имя пришла короткая телеграмма: «Выезжайте студентами участия раскопках палеолитической стоянки – Окладников».

Сборы были не долги. Через два дня небольшой отряд читинцев, состоявший из восьми студентов пединститута и одного школьника девятого класса, Коли Поволочко, уже был в Улан-Удэ. А еще через день, вооруженные лопатами, кирками, ножами, щетками и прочей археологической амуницией, мы прибыли на место раскопок.

В эти дни шоферы машин, то и дело проносившихся по шоссе, должно быть, немало удивлялись: чем занимаются эти юноши и девушки, копающиеся в земле у самой обочины дороги? А наши студенты, если бы им задали этот вопрос, могли бы, пожалуй, ответить: «Мы совершаем путешествие в глубь тысячелетий». И это было бы чистой правдой. Как показали данные раскопки, Ошурковская стоянка относится к позднеледниковому периоду, ко времени приблизительно 15 – 10 тысяч лет тому назад.

Как всегда, раскопки начались с «привязки» памятника к местности. С помощью землемерных инструментов было точно определено местоположение стоянки: ее расстояние от деревни, от шоссе, высота над уровнем реки Селенги, протекающей в полутора; километрах отсюда. Был составлен план. Были сделаны фотографии. Затем стоянка была разбита на квадраты (2X2 м), по углам квадратов забили колышки, а между ними натянули шнур. Каждый квадрат получил свой номер. И только после этого люди «стали на квадраты» и начали копать.

Но тут я хочу сделать небольшое отступление. Heкоторые студенты, как они мне потом признались, представляли себе археолога кем-то вроде землекопа: лопата в руке, знай копай, выкидывай землю. В первый же день в Ошурково они убедились, насколько ошибочными были их представления.

Конечно, лопата – друг археолога (иногда археолог так называет себя: историк с лопатой в руках). Но лопата у него в ходу не все время.

Начало раскопок. Археологи снимают первый слой; примерно на глубину лопаты (первый «штык»). Это обычно дерн. В нем вряд ли будет что-нибудь интересное. Тут в дело идут лопаты. Все стоят по своим квадратам, одни копают и выбрасывают лопатами; землю, другие внимательно просматривают ее, разгребают, разминают комки, чтобы случайно не выбросить вместе с землей какой-нибудь древний предмет. А в это время художник делает зарисовки и наносит на листе миллиметровки план раскопок, тоже разбитый на квадраты. В дальнейшем все находки будут наноситься на этот план.

Вот уже снят второй штык по всему раскопу. Находок все еще нет, и вдруг раздается возглас: «Внимание, пошел культурный слой». Теперь-то и начинается самое главное.

Но что это такое «культурный слой»?

Предположу, что на каком-нибудь месте долго жили первобытные люди. Они жгли здесь свои костры, изготовляли каменные и деревянные орудия, разделывали туши убитых ими диких животных и тут же пекли их на кострах и ели. А угли и зола от костра, кости животных, сломанные или утерянные орудия, «отщепы»– то есть осколки, которые получались при изготовлении каменных орудий, короче говоря, всякие отходы, отбросы попадали в почву. Они втаптывались в нее и смешивались с землей, придавая ей более темный вид. Вот такой почвенный слой со следами жизни и деятельности людей и называется в археологии «культурным слоем».

А теперь предположим, что люди по какой-то причине ушли с этого места. Проходят годы, века, тысячелетия. Дует ветер, несет пыль. Постепенно на месте бывшей стоянки над культурным слоем нарастает слой пустой, не содержащий никаких «культурных остатков», как говорят археологи,– «стерильный».

Но могло случиться и так, что по прошествии многих веков на этом месте снова поселялись люди. Тогда над стерильным слоем ложился второй культурный слой и т. д. Стоянка, на которой обнаружено несколько культурных слоев, называется многослойной.

Ошурковская стоянка оказалась многослойной. В ней было не менее трех культурных слоев. Самый нижний из них, и, значит, самый ранний, относился как раз к древнекаменному веку, к самому концу его.

Так вот, когда археологи доходят до культурного слоя, лопаты отступают на задний план. Ножи, ножички, шилья, кисти, щетки – вот что теперь в руках у археологов. Проворно и аккуратно с огромным терпением тонкими слоями убирается весь культурный слой. Вот попалась кость, вот сломанный наконечник копья... внимательней, еще внимательней! Каждая вещь должна пока оставаться на своем месте. Это очень важно. Ножи и кисточки проворно бегают вокруг находки, оскребая и обметая с нее и вокруг нее землю. Осторожно! Древняя кость может быть очень хрупкой. Лучше не дотрагиваться лишний раз. Лучше нагнуться и обдуть. А художник наносит все на план, в точности отмечая, в каком квадрате, где, на какой глубине, в каком положении лежала та или иная вещь. Затем все снова фотографируется. И только после этого разрешается собрать весь найденный материал. Опять-таки по квадратам. Находки тщательно заворачивают в пакеты и на каждом пакете обязательно черным карандашом наносится надпись, например, такая: «Бурят-Монгольская экспедиция 1952 г. Раскоп первый, штык второй, квадрат Б5. Кости».

И так слой за слоем.

Далеко не всегда археологическую находку можно сразу заворачивать в бумагу. Иногда найденная кость или изделие настолько изъедены временем, настолько хрупки, что их нельзя даже с места стронуть – развалятся. И тогда археолог применяет ряд предохранительных мер. Например, на горе Тологой, недалеко от Улан-Удэ, археологи нашли целиком череп шерстистого носорога. Каким массивным и крепким выглядел этот огромный череп! Однако едва дотрагивались до кости, как она тут же рассыпалась на глазах. И череп пришлось сперва залить целиком особым клеем, затем завернуть во много слоев пропитанной гипсом марлей, пока не получился сплошной гипсовый блок, и только когда гипс затвердел, находку с большими предосторожностями уложили и запаковали в ящик. Все это поедет в Москву, а там специалисты осторожно снимут гипс и восстановят череп.

Как видите, археологические раскопки – не такое уж простое дело.

Что же нашли археологи при раскопках на Ошурковской стоянке?

Прежде всего орудия труда. Они были из камня и из кости и сравнительно хорошо сохранились. Посмотрите на рисунок 10. Там изображены некоторые из этих орудий. Часть из них сделана из галек. Вот, например, орудия 1–2. Такого рода орудия археологи называют скребками и скреблами. Для чего они применялись? Примерно для тех же целей, что и современные ножи. Ими можно было разрезать шкуру животного, освежевать зверя, срезать мясо с костей, соскрести с внутренней стороны шкуры жир и мездру, чтобы потом сшить из нее одежду или оскоблить древко для копья и т. д.

Найдены были и другие виды орудий. Например, наконечники копий. Вы уже знаете, что наконечники копий древнекаменного века часто имели форму лаврового листа. Но на Ошурковской стоянке были найдены наконечники копий другого вида, «вкладышевые». Они изготовлялись таким образом. Бралась длинная узкая костяная пластинка (например, выпрямленная реберная кость какого-нибудь животного). Вдоль ее длинных краев пропиливались или выскребались узким кремневым резцом довольно глубокие пазы и в эти пазы вставлялись острые режущие каменные пластинки – «вкладыши». На рисунке 10 изображен такой наконечник из Ошурково. А. рядом с ним другое орудие оттуда же. Оно тоже вкладышевое, но паз у него только с одной стороны. Это был вкладышевый нож. Вкладышей от этих орудий не нашли. Но на рисунке художник нарисовал, как должен был выглядеть наконечник со вкладышами.

Кроме того, на Ошурковской стоянке было найдено большое количество ножевидных пластинок и великое множество «отщепов» – осколков кремния, которые получаются при изготовлении орудий. Должно быть, жители стоянки изготовляли орудия тут же в жилище.

Орудия 6–7 – не каменные, а костяные. Первое из них – костяной наконечник гарпуна (вы знаете, конечно, что гарпуны употребляются обычно для ловли рыбы). А рядом с ними – костяная же игла и проколки.

Как видите, у первобытных обитателей Ошурково был уже довольно богатый набор орудий.

He менее интересными были находки другого рода – кости животных. Изучение этих костей позволило ученым сделать некоторые важные выводы.

Во-первых, о том, что к концу ледниковой эпохи «климат и природные условия Забайкалья значительно изменились. На Ошурковской стоянке нашли кости таких животных: зубра (целый череп), благородного оленя и северного оленя, лося и кабана, зайца и некоторых других. Северный олень, как известно,– житель тундры, хотя он может жить и не только в условиях тундры. Дикая лошадь водится только там, где имеются открытые травянистые пространства. Но лось – это уже лесной зверь. Жизнь его немыслима без леса и вне леса. Отсюда вытекает важный вывод: видимо, к этому времени климат Забайкалья стал влажнее, теплее, и там, где раньше простиралась бескрайняя тундра, теперь появились леса. Это было время, когда великая сибирская тайга начала свое наступление.

А второй вывод такой. На Ошурковской стоянке не было найдено ни одной кости домашнего животного. Только диких зверей и рыб. Значит, в то время люди еще не знали скотоводства. Характер находок ясно говорит о том, что основными занятиями древних обитателей этих мест были охота и рыбная ловля с помощью примитивной остроги или гарпуна. И, конечно, – собирательство, то есть сбор дикорастущих клубней, кореньев, грибов, ягод и т. п.

Еще одну находку сделали археологи. На площадке раскопа были обнаружены остатки очагов. Они, конечно, вовсе не напоминали современные печи. Это были просто круги, выложенные из камней. Камни были потемневшие и закопченные. И земля под ними прогорела и была темной и смешанной с пеплом.

Нужно признаться, что для стороннего зрителя находки на Ошурковской стоянке выглядели бы довольно невзрачно. Но археолог, глядя на эти древние камни и кости, мог бы, точно по страницам забытой книги, прочитать рассказ о далеком прошлом нашего края. Хотя бы такой.

Сквозь туман тысячелетий

Когда-то там, где сейчас проходит, извиваясь, шоссе, был высокий крутой берег. Внизу величаво текла широкая и могучая река – древняя Селенга.

Осеннее утро... Редкий туман поднимается над водой, над молодой сосновой порослью в распадках между сопками. Трава и лишайники покрыты белым инеем. Красный шар солнца медленно поднимается из тумана.

К реке осторожно спустился могучий лось. Вот он подошел к воде. Наклонился и стал жадно пить. Временами он поднимал голову и прислушивался, чутко шевеля большими ушами, и тогда с его губ падали крупные капли и по спокойной воде разбегались круги.

Но вдруг лесной великан тревожно встрепенулся. Еще мгновенье – и он огромными скачками уходит в лес. Незнакомый, но опасный (он это чувствовал инстинктивно) запах донесся до него. Раньше в этих местах такого запаха не было. Пахло дымом и еще чем-то живым и невыразимо враждебным и угрожающим. Это был запах человека.

Только вчера в эти места откуда-то пришла небольшая группа людей. Впереди шли мужчины, вооруженные копьями и дубинами. Сзади женщины тащили нехитрый и скарб и детей. Люди пришли сюда издалека, с востока. Там раньше жило все их племя. Но последние годы жить стало трудно. Слишком много людей охотилось в одном месте. Звери и птицы были распуганы. Все дальше приходилось уходить охотникам от становища в поисках добычи. Все труднее становилось добыть зверя и донести тушу до стоянки. И тогда старейшины племени, собравшись на совет, решили: нужно разбиться по родам и двинуться на новые места.

Люди проделали долгий и трудный путь, пока добрались сюда. Сперва они шли по бескрайней степи. Мимо них проносились табуны диких лошадей и диких ослов-куланов. Грузно передвигались зубры и дикие быки. Но люди шли дальше, и вот местность стала меняться. Появились перелески, сопки, покрытые лесом. А еще дальше стеной стал лес, могучие сосны и кедры. Здесь, на границе степи и тайги, зверя было еще больше. С треском ломились сквозь кустарник кабаны. Всюду были видны следы оленей, лосей, медведей. Зверь был непуганый, видимо, еще не видевший человека.

Наконец они пришли к этой великой реке. И тут» остановились. В то время люди предпочитали селиться по берегам рек, потому что здесь была вода, нужная для питья, и потому, что они знали – сюда по тайным тропам выходит на водопой степное и лесное зверье, значит, в таком месте можно всегда рассчитывать на обильную добычу. И потому еще, что в реке можно было ловить рыбу – важное подспорье в питании.

Но была еще одна важная причина. Шедший впереди Старший охотник, могучий старик, весь покрытый шрамами – следами схватки с медведем, первый спустившись к реке, внезапно издал радостный возглас. В этом месте береговая полоса была покрыта крупной темного цвета галькой. Это был лучший материал для изготовления каменных орудий.

Решено. Они здесь остаются!

Женщины во главе со Старшей матерью, обойдя берег, скоро нашли удобное место для жилища – на крутом уступе, защищенном с тыла от ветров. Немного подкрепившись вяленым мясом, они принялись за устройство жилища. А мужчины в это время отправились на охоту.

К вечеру примитивное жилье – землянка довольно больших размеров – было готово. Сверху оно было покрыто стволами молодых сосенок, а на них брошены ветви и дерн. Внутри землянки из крупным речных валунов выложены два больших очага – просто два круга из камней. Дым должен был выходить через отверстие, оставленное в крыше.

Радостные крики детей возвестили о возвращении охотников с богатой добычей.

Им посчастливилось убить зубра. Совсем недалеко отсюда. И теперь они, оживленно перебивая друг друга, рассказывали женщинам, как им удалось справиться со свирепым животным. Двое самых ловким молодых людей взяли на себя наиболее опасную задачу – раздразнить огромного зверя настолько, что, гоняясь за ними, он точно ослеп от ярости и ничего больше не замечал. А в это время другие охотники подобрались к нему сбоку и вонзили в него свои копья. Огромный зубр глухо замычал и тяжело повалился.

Между тем вечер опустился на землю. С реки потянуло холодом. Все гуще становились тени. Где-то вдали затрубил лось, и могучий рев его перекатами пронесся над отрогами сопок. Точно в ответ из тайги донесся волчий вой.

Но во вновь выстроенном человеческом жилище было тепло и уютно. Весело пылал огонь в двух очагах. Люди уже поели. Вокруг в беспорядке валялись кости, остатки зубра. А череп животного тоже нашел применение: на нем сидел Старший охотник. Он был занят делом. Перед ним лежала груда галек. Из них нужно было изготовить разные орудия труда.

Охотник, выбрав крупную гальку продолговатой формы, сильным ударом каменного отбойника расколол ее вдоль пополам. Затем он взял одну половинку и бока ее подправил несколькими ударами наискосок. Он как бы затесал ее. Получилось дугообразное лезвие. И вот уже орудие готово. Это массивное скребло. Нам никогда не удалось бы так быстро и ловко обработать твердый камень. Но у первобытного мастера были многолетний опыт, точный глаз и мощная рука.

Через некоторое время было готово около двух десятков разных орудий: скребел, скребков, ножевидных пластин. Пол вокруг мастера был усыпан кремневыми отщепами.

Между тем и женщины не сидели без дела. Зима была не за горами, и нужно было постепенно запасать одежду. Старшая мать расстелила на полу мягкую выделанную шкуру оленя. Взяв в руки острую ножевидную кремневую пластинку, она сильным и уверенным движением раскроила шкуру на части. А другие женщины стали сшивать эти части. В их руках быстро мелькали костяные и кремневые проколки– шилья, костяные иглы. Вместо ниток они пользовались оленьими сухожилиями.

Наступила ночь. Дети уже давно уснули, кто на подстеленной звериной шкуре, а кто просто на земле, нагретой от очагов. Постепенно укладывались и взрослые. Старший охотник, посоветовавшись» Старшей матерью, объявил, какие работы предстоят на следующий день. Мужчины все пойдут на охоту, женщины и дети - собирать грибы и ягоды для сушки. Нужно как можно больше наготовить впрок разных съестных припасов. Кто знает, как пойдет на новом месте зимняя охота.I

Лишь несколько человек должны были остаться дома: совсем маленькие дети, с ними Старшая мать еще одна старуха и юноша, которому во время сегодняшней охоты зубр все-таки поранил ногу. Он не мог уйти с охотниками, но и не собирался остаться без дела. Весь вечер он налаживал гарпун. С помощью сухожилий и смолы закрепил в крепком древке не большой костяной наконечник с зазубринами с обеих сторон. Он еще перед вечером приметил в яме под самым берегом огромного тайменя. Сквозь прозрачную толщу воды были хорошо видны его открытая пасть и светло-желтые бока. Верхние плавники пятнышками чуть шевелились. Юноша сделал резко движение гарпуном. Он представил себе, как нанеси удар могучей рыбе. У него азартно загорелись глаза: «Нужно будет пройти немного подальше вдоль берега. Неплохо будет загарпунить несколько таких рыбин. Пусть Старший охотник увидит, на что он способен».

Постепенно догорал огонь в очагах. Все затихло. Люди спали.

Если вы вспомните то, что раньше сказано было об Ошурковской стоянке и о находках на ней, вы должны будете признать, что в этом выдуманном рассказе в сущности не много чистой выдумки. Все это, наверное, так и было. Так или почти так. Точно густой туман, закрывающий далекое прошлое, прорвался в одном месте, и мы заглянули в глубь времен увидели яркую картину жизни древнейших обитателей нашего края. Вот они, будто живые, перед нами – первобытные охотники и рыболовы с их грубые ми и примитивными орудиями труда. Они умели брать у природы только то, что она предлагала в готовом виде. Мясо диких зверей, рыба, дикорастущие растения были их пищей. Все трудились сообща - родом или племенем,– в одиночку человек не мог бы прожить. Они совместно ходили на охоту. Всем родом копали огромные ямы-ловушки для зверей. И добычу делили между собой поровну. Среди них еще не было ни богатых, ни бедных – то был первобытно-общинный строй на территории Забайкалья.

«Мастерская каменного века» на Титовской сопке

Санный мыс и Ошурково - это Западное Забайкалье. В Восточном же Забайкалье до самого последнего времени не было ни одной исследованной стоянки древнекаменного века. Между тем в Читинской области тоже известно было немало следов пребывания палеолитического человека – в основном древние каменные орудия. Но все это был по большей части подъемный и случайный материал, найденный на поверхности земли или в песчаных выдувах, а не на месте, в древнем слое.

Тем больший интерес вызвало открытие А. П. Окладниковым в 1952 году «мастерской каменного века» на Титовской сопке вблизи города Читы.

Надо сказать, что такого рода археологические памятники встречаются чрезвычайно редко.

Наши далекие предки в каменном веке высоко ценили некоторые породы камня как материал для изготовления орудий труда. Далеко не всякий камень годился первобытному мастеру. С его точки зрения, песчаник или, например, гранит были из рук вон плохим сырьем. Ему требовалось, чтобы материал, из которого он делал свои скребки, ножи и наконечники, был очень твердым, н притом не крошился бы, а откалывался пластинами и давал при этом острые режущие грани. Такими свойствами обладают, например, кремень, яшма и некоторые другие породы. И древние люди усердно отыскивали их месторождения, а когда находили, то из поколения в поколение приходили туда за камнем. Причем обычно тут же, на месте, производилась предварительная обработка. И это тоже вполне понятно. При изготовлении каменных орудий брака должно было получаться довольно много: какая-нибудь незамеченная трещина в камне, неточный или слишком слабый удар – и изделие испорчено, негодно. Поэтому древние мастера старались уносить домой не просто каменные глыбы, а уже вчерне отделанные заготовки, из которых уже наверняка должны были получиться годные изделия.

В таких местах, около месторождений камня иногда попадаются площадки, покрытые сплошным слоем отщепов, испорченных заготовок, полуготовых орудий. Подобные площадки у археологов и носят название «мастерских каменного века». Именно такая мастерская была открыта на Титовской сопке. В этом месте из склона сопки выходила на поверхность жила особого минерала – андезита-базальта. Этот темно-серый или синевато-черный камень по своим качествам как раз очень пригоден для изготовления орудий (особенно крупных размеров).

Уже при первых сборах подъемного материала археологи обнаружили на сравнительно небольшой площади склона огромное количество, несколько тысяч, камней со следами обработки их человеком: отщепы, нуклеусы различной формы, пластины.

Было также найдено небольшое количество и готовых изделий, но обычно испорченных и очень своеобразных древних форм, например копытообразные скребла.

Несомненно, сюда, на это место, на протяжении ряда тысячелетий, и не только в палеолите, а также и неолите (новокаменном веке) приходили древние обитатели края, чтобы добыть высококачественный материал для изготовления своих орудий.

Еще в 1959 году на Титовской мастерской каменного века были заложены первые шурфы, и тогда обнаружился интересный факт. Оказалось, что когда исчерпались запасы ценного камня на поверхности, то древние забайкальцы углубились в землю, устроили нечто вроде примитивной шахты или каменного карьера, из которого и продолжали брать нужный им материал.

А в 1961 году отряд археологов под руководством А.П. Окладникова продолжал археологические исследования на Титовской сопке. И работа их дала новые, совершенно неожиданные и очень интересные результаты.

В этом году раскопки были углублены до двух метров. И вот на такой глубине в двух раскопках обнаружился культурный слой. В одном раскопе были обнаружены остатки двух или трех очагов пепел, угли, кости животных, каменные и костяные орудия труда (каменные скребла и ножевидные пластины, кирки из оленьих рогов, костяной отжимник и т. д.). И опять-таки множество каменных отщепов и заготовок.

Итак, наконец-то в Восточном Забайкалье обнаружена первая стоянка древнекаменного века. Мы можем легко представить себе, как много тысяч лет тому назад на склоне сопки, у выхода ценного камня, поселилась какая-то древняя родовая группа. Люди устроили здесь примитивные жилища, здесь они жгли свои костры, жарили на них оленьи туши и тут же выделывали из камня орудия труда.

А другие люди, наверное, приходили сюда издалека за камнем и, набрав сырья, уносили его домой на свои стоянки, которые тоже должны быть где-нибудь здесь, неподалеку. Только где они?

Раскопки на Титовской сопке будут продолжены. Культурный слой в раскопе уходит в сторону и вниз. По мнению А. П. Окладникова, здесь можно ожидать еще много интересных открытий.

Загадка Шипкинской пещеры

13 апреля 1952 года в газете «Забайкальский рабочий» появилась небольшая заметка следующего содержания:

АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ НАХОДКА

Усть-Карск. 12 апреля. (По телефону). Житель села Шилкинский Завод т. Шабалин обнаружил на склоне сопки вблизи берега Шилки пещеру, при раскопке которой на глубине 4 метров найдены остатки древнего стойбища людей – разрушенные человеческие скелеты, кости различных животных, каменный топор, кремневая пила, стрелы, костяные и кремневые ножи, острога для охоты на рыб, наконечники стрел из камня, кости, бусы и т.д. Всего здесь найдено около 100 орудий и предметов обихода древних обитателей Забайкалья.

Об этой находке, представляющей научный интерес, сообщено в областной краеведческий музей.

Сейчас можно сказать, что в этой заметке было немало путаницы. Начать с того, что И.П. Шабалин вовсе не «обнаружил» пещеры. По той простой причине, что решительно все жители Шилкинского Завода от мала до велика знали о ней. Пещера эта находится почти в самом поселке и не заметить ее мудрено. Другое дело, что в эту пещеру мало кто заглядывал. И не потому, что она труднодоступна, а по другой, довольно странной причине: среди окрестного населения ходили упорные слухи о том, что в пещере живут змеи и... покойники! Только местные козы часто забирались в пещеру в летний зной и во время ненастья.

Из заметки можно было сделать вывод, будто Шабалин производил в пещере крупные раскопки –«...на глубину до четырех метров».

На самом деле Шабалин не копал в пещере. Любопытство, или, лучше всего, любознательность, привела его в Шилкинскую пещеру и заставила внимательней приглядеться и порыться палочкой в покрывавшем пол пещеры мягком грунте, давно уже разрыхленном и перемешанном козьими копытцами. Но еще не успев забраться в пещеру, перед самым) входом в нее он обнаружил лежавший почти открыто великолепный шлифованный каменный топор и костяной вкладышевый нож.

И. П. Шабалин провозился в пещере полдня под выходной и весь выходной. И всего собрал около двухсот древних предметов.

Позже об этих находках было сообщено в Академию наук СССР А. П. Окладникову.

В сентябре того же 1952 года, после окончания раскопок в Ошурково, Алексей Павлович во главе небольшой группы сотрудников приехал в Сретенск. С ними был и пишущий эти строки.

На старенькой моторной лодке мы сплыли вниз по Шилке, попутно производя археологическую разведку берегов. Мощная река спокойно, но быстро несла нашу лодку. В прозрачной воде отражались поросшие густым лесом скалистые сопки. Местами берег почти вертикально обрывался к воде гладкой скалистой кручей – казалось, огромные каменные столбы встали из воды.

В 80 километрах ниже Сретенска нам открылось большое старинное село Шилкинский Завод. В XVIII веке здесь действительно был завод, выплавлявший серебро из местных руд. Но теперь об этом напоминают только кучи шлаков да название села.

Мы проехали еще немного вдоль села. Здесь высокий левый берег был точно разрезан широким оврагом, по дну которого протекала полупересохшая речушка Чалбуча.

А на высоком скалистом мысу перед самым оврагом мы еще издали с реки увидели темное пятно. Это и была цель нашего путешествия – Шилкинская пещера (рис. II).

С того времени прошло уже много лет. А я и до сих пор не могу забыть того странного чувства, которое испытал, когда вскарабкался по крутому склону и впервые заглянул в темный грот. Точно я стоял у входа в чужое жилье. Хозяина нет, он куда-то отлучился, но в любой момент может вернуться. Право, я бы, кажется, не очень удивился, если бы внезапно раздвинулись ветви кустов, окружающих пещеру, и из них вышел бы «он»– тот, кто тысячи лет тому назад жил в пещере и был в ней похоронен.

Я не оговорился. Как ни странно, но человек, пустивший слух о покойниках в пещере, был недалек от истины. В пещере действительно оказался покойник… точнее, человеческий костяк, еще точнее – разрозненные и разбросанные кости человеческого костяка. Позже И. П. Шабалин рассказывал нам, что когда он в первый раз зашел в пещеру, то прежде всего обратил внимание на лежащий почти у самого входа череп. Он точно глядел на вошедшего своими глазницами – немой свидетель минувшего.

Уже с самого начала археологам было ясно, что Шилкинская пещера является археологическим памятником исключительной ценности. И не только потому, что здесь было найдено много вещей. А еще и потому, что вместе с древними изделиями и костями древних животных на этой стоянке оказались останки самого «действующего лица» истории – человека. В археологической практике такие случаи большая редкость.

А теперь, когда Шилкинская пещера уже полностью раскопана и материалы, найденные в ней, тщательно изучены и описаны, можно с уверенностью сказать, что эта стоянка, бесспорно, является одним из наиболее древних, богатых и ценных памятников первобытности на территории Забайкалья. Она, правда, намного моложе Ошурковской, о которой мы раньше рассказывали. Та относилась к древнекаменному веку – палеолиту, а Шилкинская пещера – это стоянка неолита – новокаменного века, или даже начало бронзового века. На территории Забайкалья неолит начался не ранее пятого тысячелетия до нашей эры. Значит, Шилкинская пещера моложе Ошурковской стоянки самое малое на десять тысяч лет.

Десять тысяч лет в истории человечества срок немалый. И в жизни древних обитателей Забайкалья за это время произошли немалые перемены.

Правда, люди все также изготовляли свои орудия из камня, кости и дерева. Среди орудий найденных в Шнлкинской пещере, тоже нет ни одного металлического. Но насколько они разнообразнее и совершеннее по сравнению со старыми палеолитическими орудиями! Ко времени неолита люди открыли еще ряд совершенно новых способов обработки того же камня и изобрели множество новых видов орудий.

Посмотрите, например, на орудие, изображенное на рисунке 12. Это топор, вернее тесло. Грубые топоровидные орудия были у людей еще в глубокой древности. Но этот топор совершенно не похож на них. Он сделан из твердого кремнистого сланца темного цвета.

Обратите внимание на его гладкую поверхность, на точные и целесообразные формы этого орудия, на его острое дугообразное лезвие. Этот топор сделан способом шлифовки.

Древний мастер сперва методом обивки изготовил из камня грубую заготовку орудия. Потом долго тер ее на песчаниковой плите, подсыпая твердый кварцевый песок. Это был нелегкий и долгий труд. Но зато шлифованным топором можно было работать намного производительней, чем старым, оббитым, в несколько раз скорее срубить дерево, выдолбить колоду, затесать кол для ловчего загона. Это был уже настоящий топор, без всяких кавычек.

Интереснейший опят проделал в 1956-1957 годах советский ученый профессор С.А. Семенов. Он попросту проверил на практике, сколько времени нужно затратить на изготовление шлифованных орудии.

С. А. Семенов подобрал группу студентов, подробно рассказал им, как изготовлялись древние орудия труда, а затем предложил каждому изготовить по нескольку таких орудий из разных пород камня. После ряда опытов оказалось, что на изготовление шлифованного топора из самого твердого камня, например кремня, требуется затратить не годы, не месяцы, а около 40 часов работы. А топор из более мягкого сланца, при условии неполной шлифовки (как сделаны многие неолитические топоры), можно сделать всего за три-четыре часа.

Далее было установлено, что срубить каменным топором сосну толщиной в 25 сантиметров можно за 15 минут. А выдолбить каменным теслом лодку из целого дерева (сосны) диаметром в 60 сантиметров, длиной 4 метра можно всего за 12 дней.

Выходит, эти шлифованные неолитические орудия были совсем не так уж плохи.

Еще одно великое открытие было сделано к этому времени.

На рисунке 13 изображена серия орудий. Узнаете? Это наконечники стрел. Ни в Ошурково ни в какой-либо другой палеолитической стоянке мы наконечника стрелы не найдем. В древнекаменном веке лука еще не было. Он был изобретен позже.

Изобретение лука и стрел было действительно великим открытием. Можно с уверенностью сказать, что оно принесло людям куда больше пользы, чем изобретение огнестрельного оружия. Учтем, что ружье появилось, когда люди уже были знакомы и с земледелием и со скотоводством – основными способами добывания пищи. И ружье стало применяться главным образом для войны. А лук был изобретен еще в те времена, когда человек добывал себе пропитание именно охотой. С помощью лука охота стала намного добычливей, а жить людям легче.

Современному человеку трудно себе представить, какие великие преимущества перед старыми видами оружия были заключены в луке.

Во-первых, дальнобойность. И в прежние времена у людей были орудия «дальнего действия»: камень, который бросали рукой или пращой, метательный дротик или копье, бумеранг и т. д. Но все они ни в какое сравнение не могли идти с луком. Лук бил намного дальше. Известно, что еще в XVIII и даже кое-где в XIX веках лук был в широком употреблении у некоторых племен Северной Америки, у эскимосов Аляски, у многих сибирских племен, в том числе и у эвенков. И вот что отметили исследователи, наблюдавшие действие этого оружия.

Стрела из крупного лука летит на расстояние до 300 метров и даже дальше. На расстоянии до 150 метров стрела может пробить насквозь лань или козу, а на близком расстоянии пронзить даже бизона или лося.

Во-вторых, меткость. Еще совсем недавно среди тех же эвенков некоторые для охоты на белку или птицу предпочитали ружью бесшумно действующий лук. И меткость при этом проявляли поразительную: влет попадали в самую мелкую птицу, а белку поражали только в глаз, чтобы не испортить шкурку. А иногда специально применяли костяную стрелу с тупым наконечником. Такая стрела не пронзит белку или птицу, а только оглушит и собьет с дерева.

В-третьих, частота стрельбы. Это было очень существенное преимущество. В старые времена охотник мог захватить с собой два, ну три дротика. Теперь можно было вложить в колчан 20-30 стрел, быстро выпуская их одну за другой убить сразу несколько животных, пока стая не разбежалась.

Ко всему этому нужно добавить, что, вероятно, вскоре же после изобретения простого лука люди стали применять лук-самострел. Такой лук, иногда из целого молодого дерева, «настораживали» на звериной тропе Тонкая, невидимая издали нитка (жилка) – «насторожка» загораживает тропу. Достаточно зверю одеть ее, и лук сам разогнется, с силой посылая стрелу. Стрела из такого лука убивала наповал оленя, лося и медведя.

Вот что значило появление лука. Большая часть находок в Шилкинской пещере – принадлежности охотничьего снаряжения. Здесь были наконечники дротиков, костяные вкладышевые ножи и кинжалы и т. д. Но можно с уверенностью сказать, что главным орудием охоты был все же лук. Недаром в пещере оказалось более сорока наконечников стрел, каменных, отработанных отжимом, и костяных. И какое разнообразие форм и размеров! От самых маленьких, которыми, наверное, стреляли птицу, белку и другую мелочь, до крупных и массивных наконечников, которыми можно было пробить даже толстую шкуру лося. Вдобавок в пещере оказались и кости животных самых различных видов. Изучая эти кости, удалось установить, что они принадлежали лосю, кабану, косуле, маралу, кабарге, сурку, зайцу, белке, горностаю, хорьку соболю, рыси, лисице, волку, разным птицам, рыбам, домашней собаке - всем тем животным, которые и сейчас водятся в лесном Забайкалье. Это значит, что в нашем краю в неолите климат и природные условия были почти такими же, как сейчас.

Судя по всему, можно с уверенностью сказать, что охота была главным занятием неолитических племен Забайкалья, доставлявшим им средства к жизни. Но наряду с этим важнейшую роль стала играть рыбная ловля.

В Шилкинской пещере археологи нашли множество рыбьих костей разных видов рыб, в том числе калуги и осетра, ленка, тайменя, карася, щуки сома чебака и других.

Мы уже знаем, что человек научился ловить рыбу еще в древнекаменном веке. Вспомните маленький костяной наконечник гарпуна на Ошурковской стоянке. Но в Шилкинской пещере оказался целый набор рыболовных орудий (рис. 14). Только наконечников гарпунов 16 штук. Все они сделаны из кости или рога, разных форм и размеров, односторонние и двусторонние. У многих в нижней части насада просверлено отверстие. Зачем оно? Оказывается, в это отверстие продевался тонкий длинный шнур, или, как его называют рыбаки, линь. Такой наконечник засаживался в древке не наглухо. Вот рыбак увидел большую рыбу, метнул в нее гарпун. Попал! Огромная щука ударила хвостом, метнулась вглубь. Наконечник выскочил из древка, но своими зубцами он плотно вцепился в рыбу. А древко, связанное с ним линем, пляшет по поверхности воды, точно поплавок, не давая ходу рыбе утомляя ее. Рано или поздно быть рыбе пойманной.

А это что такое? Конечно, крючки. Один из них вполне напоминает современные, хотя и вырезан целиком из кости. Как положено рыболовным крючкам он даже имеет зазубринку-бородку. Зато второй крючок выглядит для нас совсем необычно. Он составной. Основная его часть – костяной несколько изогнутый стерженек. В нем просверлено три отверстия. В два верхних продевалась леска. В нижнее вставлялось изогнутое тоже костяное острие, может быть клычок кабарожки. Наверное, избалованный современный рыболов с недоверием отнесся бы к этим крючкам. Но в то время в реках было изобилие рыбы, и древние рыбаки умели ее ловить и костяными крючками.

Наши древние неолитические рыболовы, оказывается, знали уже и сети. Позвольте, может спросить читатель, но ведь сети не сохранились? К сожалению, не сохранились. Но мы знаем, что жители Шилкинской пещеры пользовались сетями. По двум признакам.

Во-первых, в пещере нашли грузило. Оно было сделано из крупной гальки (около 7 сантиметров длинной) и имело на боках две выемки, чтобы с нее не сползала нить. Такого типа грузила еще и сейчас употребляются на сетях у некоторых примитивных племен.

Во-вторых, на некоторых глиняных черепках оказались отпечатки сетей и грубой ткани (об этом я еще скажу позже).

Сети действительно были.

Итак, можно считать доказанным, что охота и рыбная ловля были основными занятиями племен, обитавших на берегах Шилки. Но теперь вспомните: среди костей животных, найденных в пещере, были и кости домашней собаки. Значит, к этому времени люди уже стали приручать животных. Как доказали археологи, собака была одомашнена еще намного раньше может быть, в конце древнекаменного века А в неолите были приручены и многие другие животные, например, северный олень, свинья, коза. Но судя по всему у ряда неолитических племен лесного Забайкалья и Приамурья именно собака играла главную роль в качестве домашнего животного. Так было даже в совсем недавнем прошлом. Известно что ещё в XIX веке у гиляков, живших в Приамурье, собаки были основными домашними животными: на них перевозили кладь, с ними охотились, их употребляли в пищу, а из собачьих шкур шили одежду. Можно не сомневаться, что собак, кости которых нашли в Шилкинской пещере, постигла та же печальная участь: они были съедены.

Приручение и использование в разных целях собаки было началом скотоводства. Одновременно с этим появились в неолите и зачатки земледелия. Правда, это была еще самая ранняя стадия земледелия. В неолите еще не были известны соха или плуг. Люди еще не догадались использовать в качестве тягловой рабочей силы скот. Человек каменным топором вырубал кустарник, затем заостренной палкой и мотыгой разрыхлял клочок земли и разводил на нем небольшой огород. В Шилкинской пещере были найдены обломки небольшой костяной мотыги и костяной же лопаточки (рис. 15), которыми, может быть, пользовались древние огородники. Или лучше сказать – древние огородницы. Если в то время охота и рыболовство были основным занятием мужчин, то огородничество было обычно делом женщин. Так же, как изготовление тканей или глиняной посуды. Упомянув в последней строчке о глиняной посуде и тканях, я, таким образом, назвал еще два важных открытия, которые человечество совершило в новокаменном веке: глиняная посуда и ткань.

На стоянках палеолита, сколько бы мы ни искали, остатков глиняной посуды не найти. Первый горшок на земле был вылеплен в неолитическое время. Мы не знаем, где именно. Но факт, что древние забайкальцы не отстали от своего времени. И у них в неолите появилась глиняная посуда.

Вот перед нами то, что у археологов называется «керамикой», а попросту говоря, черепки от глиняных горшков, найденные в Шилкинской пещере. Их несколько десятков. Как считают ученые, – от шести разных горшков. Они не очень хорошо выглядят, эти черепки. Древний гончар подмешал к глине песку - состав получился немного грубоватый и обжиг неважный, неравномерный. Сосуды были, конечно, вылеплены от руки, без применения гончарного круга (гончарный круг появился гораздо позже, в бронзовом веке) и, надо думать, были не очень правильной формы и имели круглое дно. Не удивляйтесь. Древние сосуды были сплошь и рядом круглодонными или остродонными. Но как же тогда сосуд стоял? В ямке, специально вырытой в земле или в углублении между камнями. Вспомните, что тогда люди еще не знали ни стола с ровной поверхностью, ни печи с гладким по дом. В этих условиях круглодонный или остродонный горшок был, пожалуй, даже удобнее плоскодонного.

Бросается в глаза что на некоторых черепка нанесены довольно глубокие штрихи и ямочки составляющие целый узор. Это-орнамент, специально нанесенный на сосуд для его украшения (рис 16).

Как хорошо можно понять нашего первобытного предка! Для современного человека глиняный горшок – это нечто очень привычное, вполне обыденное. Но для древнего это была необыкновенная новинка замечательное, удивительно удобное изделие. Подумайте сами. Вот он вылепил сосуд из сырой мягкой глины, можно сказать из грязи, обжег – и получилось звонкое чудо, на котором точно отпечатывался любой штрих, ямка, след пальца. И первобытный человек, как мог, старался украсить глиняное изделие. Костяной или деревянной палочкой (такую палочку-штамп тоже нашли в Шилкинской пещере) он любовно и с превеликим терпением наносил на глину ряды штрихов, покрывая им часть или даже всю поверхность горшка. Иногда узор был очень сложным и разнообразным. В разных местах, у разных племен в разные времена были разные узоры – обычно у каждого племени свой. И вот почему археолог так радуется, когда находит на стоянке керамику – глиняные сосуды или даже черепки от них. Ведь иногда по качеству гончарного состава, по форме сосуда и особенно по орнаменту на нем удается определить многое: какого племени люди здесь жили, с какими другими племенами они были знакомы и к какому времени относится стоянка. Некоторые черепки оказались без орнамента, зато на наружной поверхности их совершенно отчетливо были видны отпечатки сети или грубой ткани. Археолог знает, в чем тут дело. В то далекое время человек еще плохо умел подбирать подходящий состав гончарной массы. Сырые горшки то и дело разваливались еще до обжига. И он долго думал над тем, как избежать этого. Так, некоторые племена древней Якутии додумались подмешивать в глину тонкую шерсть какого-нибудь пушного зверька, - шерсть действительно придавала гончарной массе большую вязкость, а при обжиге она, конечно, сгорала, но оставляла на глине легкий отпечаток, как бы тончайшие штрихи. А другие племена поступали еще по-другому, например, делали глиняную посуду в плетенках из травы или в специальных мешочках из ткани или, пока глина была сырая, покрывали ее тканью или обрывками сети, чтобы она не развалилась до времени. Древние забайкальцы, оказывается, применяли оба приема. На одном черепке из Шилкинской пещеры можно заметить следы подмешанной к глине шерсти.

Итак, у обитателей Шилкинской пещеры были уже сети и ткань. Люди уже научились ткать и вязать. Но из чего?

К сожалению, ни одного лоскутка древней ткани в Забайкалье не найдено. И вряд ли будет найдено. Они, по-видимому, истлели все. Но все же догадаться можно, из чего первоначально изготовлялись ткани. Наверное, первые ткани были из луба или волокна дикой крапивы, дикой конопли и т. д. Наверное – потому что некоторые отсталые племена даже в наше время делают ткани из волокон этих растений. Должны были додуматься до этого и древние. И пусть эти ткани были на первых порах очень грубы. Но дело было сделано – ткачество было открыто, и современные тончайшие шелка и батисты – прямые потомки грубого рядна, которым покрывались наши неолитические предки и которые отпечатались на неолитических горшках.

Но кто же они были, эти древние обитатели долины Шилки? Какого рода-племени? Как они выглядели?

Теперь мы, пожалуй, можем ответить и на эти вопросы.

Вы помните, что в Шилкинской пещере нашли человеческий череп. Этот череп передали в руки антропологов. И они, тщательно измерив и изучив его, пришли к определенному выводу: тот, кому принадлежал этот череп, был монголоидом (т.е. человеком монгольской расы) и по всем признакам он больше всего походил на нынешних эвенков (тунгусов), народность, которая и сейчас обитает в ряде районов Восточной Сибири.

Однако ученые на этом не остановились.

В нашей стране работает известный ученый профессор М. М. Герасимов. Он получил широкую известность благодаря тому, что разработал метод восстановления лица человека по костям черепа.

Вот у него в руках череп. Он тщательно измеряет его во всех направлениях. Он изучает особенности строения черепных костей. Затем на основании точных выведенных им правил и расчетов он лепит, как бы восстанавливает лицо того человека, которому принадлежит череп.

Много раз подвергался проверке метод профессора Герасимова. И он неизменно оправдывал себя.

Сотни черепов прошли через руки ученого. По черепам он вылепил целую галерею образов людей, живших в самые различные времена. От первобытного обезьяночеловека, существовавшего сотни тысяч лет тому назад, – до наших современников.

Передан был Герасимову и череп, найденный в Шилкинской пещере. И теперь мы знаем, как выглядел первобытный забайкалец. Вот он изображен на рисунке 17. Он, по-видимому, больше всего походил на современного эвенка. Эвенки и сейчас живут в ряде районов лесного Забайкалья. Их, видимо, и следует считать коренными жителями края.

Археологи обнаружили почти повсеместно в лесных районах Восточной Сибири стоянки, во всех своих основных чертах сходные с той, которая была в Шилкинской пещере: такие же орудия труда, такая же керамика, такие же узоры на сосудах, такие же украшения: нефритовые кольца, пластины и бусы из раковин, ожерелья из кабаньих клыков и медвежьих когтей. И наконец, судя по найденным в могильниках человеческим костям, их населяли такого же облика люди, похожие на нынешних эвенков. Они не составляли одного народа - это было множество родственных племен, родственных по происхождению, по языку и по культуре.

До революции один царский чиновник, ярый реакционер, так отозвался о сибирских «инородцах»: «Это люди не способные не только творить культуру, но даже усвоить то, что придумали другие. Они живут точно в состоянии оцепенения или спячки, так, как жили их предки тысячи лет тому назад, и так же будут жить их потомки».

Это была великая ложь.

Теперь благодаря открытиям советских археологов мы точно знаем, что еще в глубокой древности, в каменном веке, племена Прибайкалья и Забайкалья сумели развить свою очень интересную и во многих отношениях замечательную культуру. Выше мы говорили о той великой роли, которую сыграл в древности лук. Но немногие знают, что, пожалуй, наиболее совершенный, может быть, даже лучший в мире лук был изобретен, скорее всего, именно в Восточной Сибири. Это был лук «усиленного» типа, состоявший из нескольких частей, обложенный костяными или роговыми обкладками, прочно обвитый сухожилиями. Лук «серовского» типа (по названию села Серово в Прибайкалье, где он был впервые найден археологами) имел в длину не менее полутора метров. Костяные пластины-обкладки придавали ему необычайную пробойную силу. Заметим, что древние племена Западной Европы, предки нынешних французов, немцев и скандинавов, такого лука не знали.

Племена Сибири научились изготовлять великолепные шлифованные орудия. Еще в четвертом тысячелетии до нашей эры они стали широко использовать нефрит, зеленый полудрагоценный камень замечательной красоты и прочности. Он встречается очень редко. В азиатской части СССР месторождения нефрита известны только в Саянах (особенно в верховьях рек Китоя, Иркута и Белой – притоков Ангары. Там нередко встречаются целые валуны из нефрита) и еще в немногих местах. Нефрит по своим свойствам совсем не похож на кремень. Он не колется на пластины, и его нельзя обработать оббивкой или отжимом. Зато он хорошо поддается распиловке и шлифовке, дает орудия исключительной прочности и украшения редкой красоты: топоры и ножи, кольца, браслеты, различные изделия. Эти изделия и сейчас поражают нас своей красотой и совершенствованием отделки.

И, как удалось доказать, эти племена не замыкались в своей скорлупе. Наоборот, еще в эпоху неолита существовали живые связи между населением Прибайкалья и Забайкалья, Приморья и Якутии Монголии и Древнего Китая.

Эти древние племена обменивались с другими народами не только сырьем и готовыми изделиями, но и культурными достижениями. Недаром в далеком Приморье и в Китае иногда попадаются изделия из забайкальского желтовато-белого нефрита. А некоторые неолитические находки Забайкалья имеют прямое сходство с монгольскими или якутскими древностями.

Неолитические племена Сибири жили полнокровной жизнью и проявили ничуть не меньшую одаренность и ничуть не меньшие способности к культурному развитию, чем их современники – древние племена Европы, скажем, предки нынешних немцев или французов.

А теперь пришла нам пора попрощаться с древним обитателем Шилкинской пещеры. Мы можем ясно представить себе облик этого лесного охотника, невысокого и коренастого человека с широкоскулым смуглым лицом. Мы знаем многое о его жизни, мы знаем, как он выглядел, мы знаем даже, как он был одет.

В некоторых неолитических захоронениях сохранились остатки одежды погребенных. Одежда была сшита из кожи, немного напоминала фрак и была нарядно расшита узорами из бус и украшена перламутровыми пластинками и клыками животных. На голову эти люди надевали круглую шапочку, на которую тоже были нашиты бусы и кольца из нефрита – совершенно такие же были найдены и в Шилкинской пещере (рис. 18). Такой костюм тунгусы носили еще в XIX веке, и его тогда же зарисовал известный путешественник Георги.

Мы многое знаем о шилкинском человеке… и только одного мы не знаем и, наверное, никогда не узнаем – почему он был похоронен именно в пещере, там где жили люди? Правда, ученые знают немало племен на земном шаре, которые как раз придерживались (а кое-где придерживаются и сейчас) странного, на наш взгляд, обычая: хоронить умерших в том самом жилище, в котором продолжают жить их родичи. Но у народов Сибири такого обычая как будто не было. Почему же все-таки костяк оказался в пещере?

Когда я думал над этим, мне пришла в голову одна догадка. Я подумал о том, какой ужас наводили на древних заразные болезни. Еще сравнительно недавно, лет сто тому назад, случалось, что племена Сибири навещала страшная гостья - черная оспа и люди в безумном страхе покидали свои становища, оставляя все, бросали больных и покойников и укочевывали на сотни километров, запутывая следы, чтобы уйти от страшного духа болезни. Может быть, то же произошло и с жителями Шилкинской пещеры?

Умер человек от болезни, и напуганные сородичи решили уйти отсюда. Но они всё же не бросили тело на произвол судьбы. Они его заботливо похоронили. Мы это точно знаем. Откуда? Одним из погребальных обрядов, который строго соблюдался у древних племен Забайкалья, был обычай засыпать положенное в могилу тело умершего красной краской (обычно охрой), символизировавшей кровь – основу жизни. Пятна охры были обнаружены и в нижнем слое Шилкинской пещеры. Значит, покойника похоронили подобающим образом. Его, конечно, одели в лучшую одежду, от нее, к сожалению, сохранились только нефритовые кольца, которые были нашиты на шапочке, бусы и перламутровая пластинка из раковины, тоже служившая украшением. С ним положили в могилу все, что, по верованиям древних людей, могло понадобиться человеку в загробной жизни: лук со стрелами и копье, гарпуны и рыболовные крючки, костяные ножи, шлифованный топор и т. д. Именно этим и объясняется тот на первый взгляд странный факт, что в пещере оказались эти столь ценные для древних предметы и многие из них в совершенно целом и хорошем состоянии. Случайно забыть или потерять их в пещере люди не могли. Их специально положили вместе с покойником «его» родичи.

Так они «его» похоронили и навсегда ушли из пещеры, чтобы отвязаться от страшной болезни. И долгое время никто в пещере не жил. Проходили десятилетия, века. Дул ветер и заносил в пещеру пыль и песок, слой которого с течением времени перекрыл все следы пребывания в ней ее древних обитателей. А спустя много веков в пещере снова поселились люди. Но они не подозревали, что под ними захоронен человек.

В результате в одной и той же пещере оказалась стоянка вместе с захоронением. А еще позже кто-то (люди или, может быть, животные) перерыл слои в пещере и выбросил человеческие кости наверх.

Может быть, так можно объяснить загадку Шилкинской пещеры.

Глава 2.
Бронзовый век Забайкалья

Культура плиточных могил

На сотни и сотни километров по долинам самых крупных рек Забайкалья: Селенги, Шилки, Онона, Аргуни и их притоков раскинулась бескрайняя забайкальская степь. Только тому, кто не видел ее в разные времена года, кто не жил здесь, она кажется унылой и однообразной. Забайкальская степь особенно хороша и красива, когда в конце июня она покрывается крупными яркими цветами желтых лилий, ярко-оранжевой сараны, фиолетовых ирисов. Но и позже, когда эти крупные цветы отходят и в высокой траве поднимают свои головки бесчисленные мелкие цветы и цветики: ярко-синие колокольчики, малиновые гвоздички, а над ними покачиваются десятки видов каких-то метелочек и колосков – точно дымка ходит над степью, – и тогда степь тоже полна какой-то удивительно милой и скромной красоты.

Местами степь переходит в пологие увалы сопок, кое-где из гладкого склона сопки, точно выдавленные изнутри какой-то могучей силой, выступают красноватые плитчатые скалы причудливых форм, выветрившиеся, местами распавшиеся на отдельные плиты Высоко-высоко в синем небе парит коршун, там и сям медленно передвигаются по травянистым просторам стада овей, табуны лошадей или двугорбых верблюдов. А за ними столь же медленно следует всадник-чабан и вдруг покажется, точно ты перенесся куда-то в глубокую древность, во времена Чингисхана, или еще глубже.

Каждому, кому приходилось проезжать по Забайкальским степям, знакома и такая картина. На склоне или у подножья сопки, а то и в ровной степи виднеется какое-то странное сооружение – точно четырехугольная оградка из плоских, поставленных на ребро плит торчит из земли. Такие оградки в разных местах Забайкалья называются по-разному: «двориками», или «маяками», или «чудскими могилами», или монгольскими могилами, а то и бурятскими (рис. 19).

Название «чудские», по-видимому, связано с довольно распространенной в прежние времена в Восточной Сибири легендой о древнем народе «чуди». Эта «чудь» будто бы в старину жила в Сибири, а когда Сибирь перешла под власть «белого», то есть русского царя, «чудь», не желая ему подчиниться, по одной версии превратилась в березы, а по другой – сама себя захоронила в каменных ящиках. От них якобы и остались эти оградки-могилы.

Что же касается названий «монгольские» или «бурятские» применительно к этим могилам, то они тоже ошибочны. Это действительно могилы, но не монголов и не бурят. Они старше и тех и других на много веков. Это могилы людей бронзового века.

Археологи называют такие могилы «плиточными», и культуру, связанную с ними, называют «культурой плиточных могил».

Раскопать подобную могилу непросто. Внутри оградки она обычно заложена толстым слоем каменных плит, иногда весьма почтенных размеров (в не, которых случаях до полутора метров в длину, метр в ширину и до 20 сантиметров в толщину). Но вот плиты вытащены. Под ними пошла темная земля, и обычно уже на небольшой глубине (около одного метра, по в некоторых случаях глубже, до 1,8 метра) показываются кости. Человеческий костяк лежит словно в ящике, обложенном с четырех сторон каменными плитами, а при костяке различные предметы.

К сожалению, хотя до настоящего времени археологами раскопано несколько сот плиточных могил, очень редко удавалось встретить среди них нетронутое погребение. Обычно же археологи, докопавшись до костяка, убеждаются, к своему огорчению, что могила уже кем-то когда-то была раскопана и разграблена: от костяка осталось всего несколько косточек, разбросанных по всей могиле, и никаких вещей. А иногда могила оказывается и вовсе пустой. Труды были напрасны.

Кому же понадобилось раскапывать эти могилы? Что в них искали грабители?

В 50-х годах прошлого века по Сибири проезжал немецкий ученый Карл Риттер. Позже он написал книгу «Землеведение Азии». И вот в этой книге Риттер сообщает, что, проезжая по городам Сибири, он много раз наблюдал, как местные жители пролают серебряные и золотые вещи, похищенные из древних могил. Были даже особые люди – «специалисты» по раскапыванию и ограблению древних погребений. В Сибири их называли «бугровщиками». Вот что, значит, привлекало грабителей – серебро и золото. Многие могилы были ограблены еще в древности. А другие сравнительно недавно, в прошлом веке.

Но, оказывается, не только эти грабители раскапывали древние могилы. Известный врач и исследователь Забайкалья Н. В. Кириллов сообщает, что раскопками плиточных могил занимались иногда также бурятские ламы. Дело в том, что в намекни медицине одним из очень сильных и действенных лечебных средств считались толченые человеческие кости. Но только древние, чем древнее, тем лучше. В поисках таких костей ламы и забирались плиточные могилы.

Конечно, грабителей интересовали в могилах главным образом драгоценные вещи. Какой-нибудь расколотый горшок или позеленевшая медная пряжка для них никакой ценности не имели. Вот почему в плиточных могилах, даже ограбленных археологи иногда обнаруживают немало вещей интересных и важных в научном отношении. О чем же рассказывают находки из плиточных могил?

Прежде всего о том, что люди, погребенные в них, жили уже не в каменном веке, а в бронзовом. Они уже знали металл.

Первые металлурги за Байкалом

Неизвестно в точности, кто и когда первый на земле открыл способ выплавлять из медной руды красный ковкий металл. Вероятно, это было в древнем Двуречье, а может быть, в Египте, – там были найдены наиболее древние медные изделия. Они относятся к четвертому тысячелетию до нашей эры. В третьем тысячелетии египетские каменотесы высекали медными долотами каменные блоки для пирамид. В это же время медь появилась и у так называемых трипольских племен, живших в степях Украины, у народов Дальнего Востока, в Китае и Индии.

Но за Байкалом еще безраздельно господствовал камень.

Только в начале второго тысячелетия до нашей эры забайкальские племена освоили сложное искусство плавки меди, а затем научились сплавлять ее с оловом, чтобы получить звонкую бронзу, и стали лить и ковать изделия из металла. И тогда оказалось, что в Забайкалье как нельзя более благоприятные условия для развития бронзовой металлургии. Ведь и сейчас немного есть мест на земле, столь богатых медью и оловом, как нынешняя Читинская область.

И вот почти четыре тысячи лет тому назад за Байкалом впервые застучали кирки и каменные молоты древних горняков, появились первые медные и рудники. Позже, в XVIII веке н. э., русские «рудознатцы» по остаткам древних разработок открыли вновь немало богатых месторождении (например, Курунзулайские медные руды, оловянные около с. Оловянная). В этих местах геологи и в наше дни нередко находят древние полузасыпанные шурфы, окаменелые от времени деревянные стойки, каменные кирки и клинья, каменные молоты и колотушки для разбивания руды, сложенные из камней древние плавильные печи и другие следы первобытной металлургии.

Металл не сразу и не без труда одерживал победу над камнем. Во втором тысячелетии до нашей эры медные и бронзовые изделия в Забайкалье были еще довольно редки. И это были обычно мелкие предметы: шильца, иглы, браслеты из медной проволоки и т. п. Но в начале первого тысячелетия до нашей эры из бронзы уже изготовляли всевозможные орудия, мелкие и крупные, топоры и мечи, кинжалы и ножи, пуговицы и зеркала. Впрочем, камень и теперь не признал себя побежденным. Повсеместно на стоянках и в погребениях бронзового века наряду с медными и бронзовыми предметами и даже гораздо чаще можно встретить каменные топоры, молоты, скребки, наконечники стрел и т. д. Нетрудно понять, в чем тут дело. Обычно археолог находит то, что древний человек потерял или сломал и выбросил. А бронзовые орудия всегда считались особо ценными, их жалели и берегли, их реже теряли, а потеряв, всячески старались найти, и даже сломанное орудие не бросали,– ведь оно могло пойти в переплавку Однако в погребениях археолог может найти бронзовые предметы, и притом высокого качества. Тут - другое дело. Покойного нужно было снарядить на тот свет как следует, и родичи, уложив умершего в могилу из каменных плит, щедро клали в нее превосходные изделия из меди и бронзы: дух покойного не должен был остаться в обиде.

К сожалению, и бронзовые вещи в могилах тоже не частая находка. Грабители могил наряду с серебром обычно прихватывали и ценные бронзовые вещи.

Что же собой представляют эти древнейшие металлические изделия Забайкалья?

Чаще всего это кинжалы, ножи и наконечники копии (рис. 20). Ясно почему. Ведь нож или наконечник копья должен быть тонким и острым. Но каменный нож, если он тонок, легко сломается. Иное дело – металлический. Преимущества его очевидны. Этот согнется или спружинит, но сломать его не так просто. А затупившийся нож можно остро наточить. Надо полагать, что бронзовые ножи и кинжалы очень быстро вошли в моду. Должно быть, заветной мечтой каждого охотника и воина было – обзавестись таким оружием.

А вот топоры и молоты во многих местах земного шара даже после открытия бронзы еще долгое время продолжали изготовлять из камня. Опять-таки не трудно разгадать, какой здесь был расчет. Топор – крупное орудие, на него куда как много должно было уйти дорогой бронзы. К тому же каменный шлифованный топор ведь неплохо справлялся с делом. А древнейший бронзовый топор сперва представлял собою только металлическую насадку, надевавшуюся на деревянную основу. Такие топоры археологи называют кельтами.

И наконечники стрел тоже сплошь и рядом продолжали применять костяные, а в некоторых местах и каменные. Дело в том, что, как показал опыт, каменные наконечники имеют пробойную силу не меньшую, чем бронзовые. Даже большую. А костяные тоже хорошо служат.

Зато иголки, шилья, булавки, пуговицы, украшения и прочую мелочь стали сплошь делать из меди и бронзы.

Одного взгляда на бронзовые изделия, найденные в Забайкалье, достаточно, чтобы оценить искусство древних мастеров.

Превосходное качество бронзы золотисто-желтого или красноватого цвета, плавные изящные формы бронзовых изделий – все говорит о высоком мастерстве тех, кто эти изделия создал.

Но тут может возникнуть вопрос: а точно ли местные мастера создали эти превосходные вещи? Ведь могло быть и по-другому. Может быть, они быт завезены откуда-нибудь? Может быть, древние забайкальцы выменяли их у другого народа на шкуры или меха? Ведь вот же в знаменитых скифских курганах попадались изумительной красоты вещи вроде известного всякому школьнику солохского гребня или чертомлыцкой вазы. Однако ученые уже давно доказали, что эти вещи сделаны не скифами, а греческими мастерами. Так, может быть, и забайкальская бронза - дело рук иноземных мастеров. Где доказательства обратного?

«Есть доказательства», – может ответить археолог такому скептику. В Читинском и Кяхтинском музеях хранятся редкие вещи: разъемные литейные формы для отливки кинжалов и наконечников копий. Эти формы сделаны из мягкого камня, талькового сланца. Литейные формы из Читинского музея были найдены в Восточном Забайкалье около села Беклемишево, в верховьях Хилка. Кяхтинская форма – в Западном Забайкалье. Значит, бронзовые изделия, найденные в Забайкалье, изготовлялись в большинстве случаев на месте здешними мастерами и не были завезены извне.

Кстати обратите внимание на одну интересную деталь. У простых кинжалов навершие оформлено, как правило, в виде кружка с отверстием. Нетрудно догадаться, что в это отверстие продевался шнурок и нож или кинжал привязывался к поясу. Но когда мастер хотел придать кинжалу более нарядный вид, он оформлял навершие в виде стилизованной головы животного, в подавляющем большинстве случаев – в виде головы барана. Отчего такое пристрастие к этому животному? Мы сейчас увидим, что оно не случайно.

Когда археологи считают кости...

Самые обычные находки в плиточных могилах – кости животных и обломки глиняной посуды (а то и целые горшки).

Я помню, в 1956 году мы раскапывали плиточные могилы около станции Оловянной. В раскопках принимал участие местный житель Петр Афанасьевич Абросимов.

С Петром Афанасьевичем я познакомился еще в 1954 году. Уже тогда ему было, кажется, за 60. Это был высокий, сухой, очень бодрый старик с тонкими чертами лица и пушистыми усами. В то время он работал сторожем на мясокомбинате.

Но его любимым делом, которому он служил бес корыстно и всей душой, была археология. Он знал наперечет все интересные в археологическом отношении места в окрестностях станции Оловянной, все плиточные могилы (их там великое множество) и регулярно обходил эти места, чтобы никто не «набаловал», как он выражался. Он собирал подъемный материал и не один раз привозил в Читинский музеи очень ценные вещи. В том же 1954 году он привез в Читу великолепный топор и нож из белого нефрита, которые сейчас украшают экспозицию Читинского музея.

Не было для Петра Афанасьевича большего удовольствия, чем участвовать в раскопках. Причем работал он не только с энтузиазмом, но и со знанием дела. Он кое-что читал по археологии и мог часами с неослабевающим интересом выспрашивать о всяких археологических новостях и тонкостях.

Вот и теперь, несмотря на свой преклонный возраст, он с азартом помогал ворочать плиты, не отставая от молодежи. Как и следовало ожидать, могила была ограбленной. В ней уже кто-то побывал до нас. Из вещей мы нашли только небольшую голубую бусину. Но костяк сохранился почти полностью. А на груди у скелета лежала большая кость – явно лопаточная кость какого-то животного.

Взглянув на кость как специалист «мясного дела», Петр Афанасьевич тут же определил ее: «Не иначе, как бычья» (научные исследования подтвердили его определение). А вдобавок Петр Афанасьевич сделал такое интересное заключение: «Выходит харчишек ему положили на первое время. Как, мол, так у покойничка на том свете с охотой наладится, еще неизвестно. А тут свое мясо, с собой. Вишь, целое стегно положили…»

Именно так, наверное, и рассуждали люди бронзового века, когда клали в могилу часть животного или какую-нибудь другую пищу в горшке. С течением времени все, что могло сгнить, сгнило. Но кости и глиняные горшки сохранились, хотя горшки под давлением земли нередко превращались в черепки.

Когда сторонние зрители наблюдают, как археологи тщательно завертывают в бумагу и, перекладывая ватой или опилками, пакуют в ящики желтые полураскрошившиеся обломки костей и глиняные черепки, то у них действительно может появиться на лице недоуменная улыбка: «Какими пустяками занимаются люди!»

Но археологи знают: эти древние кости могут рассказать немало интересного.

Работы с ними много. Прежде всего ученые стремятся установить, чьи это кости. По известным признакам специалист может определить, не только какому животному принадлежала кость, но и был ли это домашний или дикий экземпляр. Вспомните: в Шилкинской пещере были найдены кости волка, лисицы, собаки. И вот, несмотря на то, что скелеты этих животных устроены очень схоже и что это были не целые скелеты, а отдельные кости или даже обломки костей ученые в точности определили: это – кость лисицы, а это – волка. Это – собаки, а это – тоже собаки, но уже другой. С полной уверенностью они определили, что в пещере были кости от одиннадцати разных собак

Таким образом были тщательно изучены кости животных, найденные в плиточных могилах. Изучены, рассортированы и подсчитаны. И оказалось, что сухие цифры способны рассказать об очень интересных вещах.

Прежде всего обнаружилось, что кости диких животных встречаются в плиточных могилах примерно в четыре раза реже, чем кости домашних животных.

Вспомните, что на палеолитической стоянке в Ошурково не было ни одной кости домашнего животного. В неолитической Шилкинской пещере попались кости домашней собаки, но еще решительно преобладали останки диких животных. В плиточных же могилах, наоборот, преимущественно находят кости домашних животных. Значит, в бронзовом веке в Забайкалье уже не охота или рыболовство, а скотоводство стало главным занятием, доставлявшим человеку средства к существованию. Это очень важный вывод, но не единственный.

Оказалось далее, что в плиточных могилах чаще всего встречаются кости лошади и овцы и гораздо реже - кости крупного рогатого скота (в три-четыре раза реже). Случайно ли это? Такой состав стад с преобладанием лошадей и овец характерен для народов кочевых или полукочевых.

Так был найден ключ к решению еще одной задачи, долго смущавшей археологов: почему погребений бронзового века в Забайкалье известны тысячи, а стоянок две-три? Именно эти невзрачные и полуистлевшие кости помогли найти ответ: видимо, потому, что люди, хоронившие своих покойников в плиточных могилах, вели в основном кочевой образ жизни. Археолог умеет определить место, где стояла древняя землянка, или полуземлянка, или дом, в котором живут подолгу. Впадина и темное пятно указывают, где был пол, круглые, еще более темные пятна – места, где стояли столбы, поддерживавшие крышу. Там, где был очаг, почва перемешана с золой и темный пережженный слой уходит в глубину. Но временный шалаш или юрта кочевника почти не оставляют следов. Люди, все время кочующие с места место, не оставляют после себя культурного слоя или этот слои настолько слаб, что его обнаружить невозможно.

Природная обстановка Забайкалья и Монголии в бронзовом веке уже была вполне похожа на современную. В богатых травою долинах рек Орхона и Толы, Селенги и Онона в условиях короткого лета и длительной малоснежной зимы скот можно было пасти круглый год на подножном корме, время от времени меняя пастбище. В этих условиях именно конь и овца – наиболее подходящие для разведения животные.

И вот забайкальские степи еще в первом тысячелетии до нашей эры стали местом проживания множества кочевых или полукочевых племен, у которых основным занятием было скотоводство, а главное богатство–табуны коней да бесчисленные стада овец. Попробуем представить себе облик этого забайкальца, кочевника бронзового века.

Это всадник на низкорослом коне, живо напоминающем нам современную маленькую, но выносливую монгольскую лошадку. На своем верном коне следует он за своими стадами, на нем же отправляется вместе с другими воинами в набег. Воины и набеги стали теперь обычным явлением. Набеги устраивали, чтобы отбить чужой скот, воевали за обладание лучшими пастбищами,– в то тревожное время каждый член племени был воином, всегда наготове напасть или отбить нападение. Что удивительного, что в могилу ему клали любимого коня или сбрую и лучшее оружие? На одной надгробной плите, стоявшей около плиточной могилы, было высечено изображение полного набора оружия (см. рис. 25): лук, кинжал и мечи, боевой топор и боевой молот-чекан, грозное оружие, с одной стороны похожее на топор, а с другой на молот. Заметим, что лук у этих кочевников был уже не таким длинным, как у древних неолитических охотников. Он был короче, таким луком удобнее пользоваться при стрельбе с лошади.

А что означает высеченный на плите кружок над луком? Бронзовое зеркало. Воин должен следить за своей наружностью и на «том свете». В плиточных могилах не раз находили круглые бронзовые шлифованные зеркала.

Забайкальские кочевники не только воевали с соседями. Мы уже знаем, что у них было неплохо развито ремесло, например, обработка меди и бронзы. Но они умели также и торговать. Они вступали в обмен с соседними народами. Скот и кожи, шерсть и меха диких зверей и многое другое они выменивали на то, что было у других народов и чего не хватало им. В плиточных могилах нередко находят украшения: бусы из красного сердолика и голубой бирюзы. По мнению некоторых исследователей, сердоликовые бусы, просверленные, по-видимому, алмазным сверлом, происходят из далекой Индии. А месторождения бирюзы известны только в Средней Азии.

Еще более интересно, что в некоторых плиточных могилах были найдены особые раковины – «каури» (рис. 21). Эти небольшие, изящной формы раковины водятся только в Индийском океане, и они играли в древности совершенно особую роль – у многих племен и народов Азии они заменяли деньги. На них покупали, продавали, их копили. Когда при раскопках древних китайских городов археологи находили «клады», то есть спрятанные сокровища, то в них наряду с драгоценными предметами из золота и серебра обычно оказывались и связки «каури» – так они ценились.

Значит, находки раковин каури в плиточных могилах опять-таки свидетельствуют о развитии обмена и о дальних культурных и меновых связях. Только не стоит представлять себе образ какого-нибудь купца – «индийского гостя», – приезжающего со своими товарами из Индии на берега Онона. Надо думать, что товары из дальних стран переходили по пути через десятки племен и сотни рук, пока не попадали за Байкал к богатому степняку.

Богатому? Да! Я не оговорился. В период бронзового века постепенно начало исчезать первобытное равенство между людьми. Начала выделяться немногочисленная богатая племенная верхушка, вожди племен, старейшины родов, главы больших семейств. Эти люди стремились присвоить себе большую часть скота и лучшие пастбища. Войны и торговля еще больше обогащали их. И они, пользуясь своим влиянием и богатством, заставляли своих более бедных сородичей и соплеменников работать на них.

Случайно ли, что плиточные могилы имеют самые различные размеры? Что среди них есть совсем небольшие (2х2 м) и есть огромные могилы –до 6 метров в длину и ширину, сооруженные из огромных тяжелых плит? Мало того, около некоторых крупных могил нередко стоят, точно своеобразные надгробные памятники, так называемые «сторожевые» или «оленные» камни – монументальные плиты, с высеченными на них изображениями животных (оленя, лося) или солнечного круга. Можно не сомневаться, что для рядового кочевника не стали бы сооружать такой величественной гробницы, не стали бы перетаскивать, иногда на далекое расстояние, огромные плиты, не стали бы высекать изображение священных животных на «оленном» камне. В этих могилах, наверное, были погребены представители степной знати, вожди и родовые старейшины, наиболее знатные и богатые люди. И именно в этих погребениях, конечно, и находили золотые и серебряные вещи могильные грабители – бугровшики. Человек при жизни выделялся своим богатством, и когда он умер, часть этого богатства отправили с ним на тот свет.

Трагедия в Борзинской степи

В 1958 году археологи из экспедиции Сергея Владимировича Киселева раскопали две большие плиточные могилы недалеко от села Тюкавкино, Борзинского района. Это были очень большие могилы, примерно по шести метров в длину и ширину и около двух метров в глубину. Они были обложены такими крупными плитами, что вытаскивать их пришлось тросом с помощью автомашины. Могилы были, конечно, разграблены еще в древности. В них остались только кости животных (несколько бараньих черепов, кости лошади) и еще кое-какие предметы. Но не это было примечательным в захоронениях, а то, что в одной из могил оказались сразу два костяка. Это было парное захоронение. Один костяк был мужской, а второй, по-видимому, женский. Мужской сохранился полностью, от женского осталась только нижняя часть и кости правой руки. Остальное, очевидно, выбросили грабители. На костях рук женщины сохранились лежавшие рядами слипшиеся мелкие цилиндрические бусины – они, несомненно, были нашиты на рукаве, но истлела одежда, истлело тело, носившее ее, а земля прижала бусы и не дала им рассыпаться.

На рисунке 22 показано, как выглядели эти костяки после расчистки. Студентка Нелли Попова, расчищавшая эти костяки, наполовину в шутку, наполовину всерьез заметила:

– Вот бедная, и после смерти он на нее рычит.

На самом деле странное положение черепа мужчины объяснялось просто давлением сверху земли, которое развернуло череп лицевой частью назад, приплюснуло его и раздвинуло челюсти так, что действительно казалось, будто «он» кричит на «нее».

Но слово «бедная», пожалуй, здесь было вполне уместным. Совместные захоронения мужчины и женщины были в древности явлением нередким. Они начинают встречаться еще с эпохи неолита. И вот, изучая эти захоронения, ученые обратили внимание на очень примечательный факт: во многих случаях женские скелеты носили следы насильственной смерти. У одних оказались проломленные черепа, видимо, от удара дубиной или каменным молотом сзади, у других были обнаружены в костях засевшие кремневые наконечники стрел. И тогда многое стало ясным.

Вспомним, что в глубокой древности женщины играли весьма важную роль в человеческих общинах, наравне с мужчинами они участвовали в добывании пиши. Правда, охота и рыболовство были преимущественно мужским занятием. Но женщина, занимать собирательством, а позже примитивным огородничеством, добывала, вероятно, не меньше пищи. Затем на ней лежали такие важные обязанности, как изготовление одежды и обуви, выделка глиняной посуды и ряд других занятий.

Дети и беспомощные старики находились также в основном на попечении женщины. В те времена люди вели счет родства только по женской линии. Женщина пользовалась почетом и уважением настолько, что после смерти матери-прародительницы люди вырезали из камня или слоновой кости ее изображение и оно становилось предметом религиозного поклонения. Такие статуэтки найдены археологами во многих местах обитания первобытных людей. Найдены они были также и в Восточной Сибири. Эти статуэтки – верные свидетели древнего матриархата, – так называется в науке период, когда женщина главенствовала в первобытных общинах. Но позже положение женщины изменилось.

С усовершенствованием старых и изобретением новых орудий труда стали давать намного больше продуктов питания и охота и рыболовство. А затем возникли новые, еще более производительные хозяйственные отрасли – земледелие и скотоводство. И во всех этих отраслях главную роль играл уже мужчина. Он был главный охотник и рыболов, он шел за плугом и он пас табуны коней и стада овец. А женщина? Труд женщины стал лишь незначительным придатком к труду мужчины. И вместе с тем изменилось положение женщины в семье. Особенно резко – у пастушеских племен. Приручение скота, а позже уход за ним было делом мужчин, поэтому скот принадлежат ему, а также и те товары, которые он приобретал в обмен на скот. А жена его имела право лишь пользоваться ими.

В новых условиях мужчина стал играть главную роль не только в производстве, но и в семье, а женщина постепенно превратилась в существо зависимое и приниженное, в служанку своего мужа. Сначала она была во власти своего отца. Отдавая свою дочь кому-нибудь в жены, отец брал за нее калым – выкуп. По существу он продавал ее. Если человек был богат, он мог иметь не одну, а несколько жен. Что удивительного, что он считал их своей собственностью, почти такой же, как скот? А когда к нему приходила смерть, и он, и его родичи считали вполне правильным и справедливым, чтобы покойника сопровождала на тот свет по крайней мере одна из его жен. И тогда возник обычай: если умер мужчина убивать его жену и класть рядом с ним. Правда, этот обычай был не везде распространен и, по-видимому, не во всех случаях осуществлялся. Но что он в свое время был у прибайкальских и забайкальских племен,– можно не сомневаться.

А П Окладников так описывает одно парное погребение, раскопанное им около села Буреть (на Ангаре вблизи Иркутска).

«...Вся обстановка этого погребения, раскрытая в результате раскопок, выразительно рисует картину кровавой трагедии, происходившей на берегу Ангары около трех с половиной тысяч лет тому назад. Женский костяк, находившийся здесь рядом с мужским, сохранил бесспорные признаки насильственной смерти. В его тазовой кости засел кремневый наконечник стрелы. Стрела была пущена сзади с близкого расстояния, по-видимому, уже в поверженную на землю женщину, и с такой силой, что прошла насквозь мягкие части тела, пробила толстую кость и больше чем наполовину зашла в полость живота. Края раны на кости ровные, показывающие, что она не успела зажить. Женщина умерла вскоре после ранения».

Кто знает, может быть, похожая трагедия произошла когда-то и в Борзинской степи? И свидетельством ее является лишь эта огромная могила и в ней остатки двух скелетов.

Раб и господин!

Но во многих случаях археологи обнаруживают в могильной яме не мужской и женский костяки, а два мужских. Как это понять? Причем обычно при одном скелете лежат разные вещи, нередко весьма ценные, а при другом почти нет вещей или лежит какой-нибудь совсем малоценный предмет.

Так, например, в одном из прибайкальских погребений было найдено два мужских костяка. Один из них принадлежал пожилому мужчине. Он был богато снаряжен на тот свет. При нем были оружие и украшения, в том числе вырезанная из рога фигура лося, отлитые из бронзы изображения фантастической змеи и т. д. Это были, несомненно, останки какого-то знатного человека, может быть, вождя. А в ногах у него в скорченном положении лежал другой костяк. При нем не было никаких вещей. Руки у этого костяка были неестественно заведены за спину. Было ясно, что этого второго человека перед смертью связали по рукам и ногам и, убив, бросили к ногам умершего владыки. Это был, по-видимому, слуга или раб.

Да! В бронзовом веке в Забайкалье уже появились рабы. Ранее мы упоминали о богатой и знатной верхушке степных племен, о людях, прибравших к рукам стада и пастбища и другие богатства и еще больше богатевших благодаря обмену и войнам. А ведь войны давали военнопленных. И теперь пленных уже зачастую обращали в рабов. Мало того, нередко стремление захватить рабов было главной причиной войн. Но рабы попадали в собственность богачей. Они пасли их стада, возделывали землю, ловили рыбу, а рабыни-служанки прислуживали в доме или становились наложницами, то есть рабынями-женами господина. Надо думать, что и в парных захоронениях женские скелеты чаще принадлежали именно таким женам-рабыням, а не «настоящим» свободным женам.

Когда археолог смотрит на двойное захоронение в плиточной могиле, ему невольно приходит в голову сравнение с другими погребениями, далеко на Западе. В то же самое время, когда в степях Забайкалья кочевали племена культуры плиточных могил, в Причерноморье жили другие степняки-кочевники – скифы. Вот как описывал древнегреческий историк Геродот погребение скифского вождя.

Когда умирал скифский царь, то в особом месте для него вырывали большую четырехугольную яму. Труп укладывали на большую колесницу и опускали вместе с ней в могилу. Убивали его любимых слуг: конюха, повара, виночерпия и других, а также самую красивую рабыню-наложницу и всех их укладывали в могилу. Наконец убивали любимых коней царя и опускали туда же, так же, как и самое ценное оружие, и дорогие сосуды, и драгоценные украшения. Над ямой устраивали крышу-перекрытие, а сверху насыпали огромный курган. Некоторые курганы достигали в высоту до 20 метров, а по окружности – более 300 метров. Курган окапывали рвом и обкладывали у основания камнями.

Мы не знаем в Забайкалье могильных памятников, которые могли бы сравниться по своим размерам и богатству со скифскими курганами. У кочевников Забайкалья, видимо, имущественное и классовое расслоение не достигло таких размеров, как у скифов. Но можно не сомневаться, что некоторые парные захоронения Забайкалья – это уже первый «сигнал» первый признак наступления нового этапа в общественном развитии забайкальских племен. На смену первобытно-общинному строю в конце бронзового века выступает классовое общество, в котором выделяются первые два класса – рабов и рабовладельцев, угнетенных и угнетателей.

Знаки на скалах. Верх-Хилинская писаница

В начале марта 1959 года я получил письмо от известного охотника и любителя-краеведа, жителя села Верх-Хила Шилкинского района, Ивана Романовича Рязанцева. Помню, что еще только взяв в руки конверт и нащупав в нем твердый квадрат фотографии, я сразу заволновался. Наверное, в таком случае каждый археолог испытывает ощущение взволнованного ожидания: вдруг нашли что-то из ряда вон выходящее или, как выражались наши студенты-археологи, что-то «сверхъестественное»! Увы! Как часто надежды сменяются разочарованием.

Но то, что сообщал Иван Романович было действительно очень интересным. Он писал, что давно уже слышал от стариков-охотников, будто где-то в тайге есть колдовской, звериный камень, скала в виде зверя, на которой нарисованы разные животные. И вот недавно на охоте, преследуя кабана, он действительно вышел на эту скалу. И на ней на самом деле отчетливо были видны нанесенные красной краской фигуры оленя, кабана и других зверей. Иван Романович прислал даже фотографии. К сожалению, они получились не очень удачными. И все-таки с первого взгляда можно было различить на камне изображения человека и животных. Это несомненно была писаница – древний наскальный рисунок и, судя по всему, очень интересный.

Я не мог сразу выехать. Помешала работа, потом весенняя распутица. Но при первой возможности, 5 июня, я выехал на место, взяв с собой студента-географа Сережу Романова. Мы доехали поездом до станции Шилка, потом автобусом добрались до села Верх-Хила. А дальше пришлось уже добираться верхом и пешком. Наконец мы оказались на месте. Писаница находилась в пади, носившей странное название Оля, в распадке Попова, к северо-северо-западу от села Бутихи на расстоянии 15 километров от нее, в глухой, дремучей тайге.

Здесь, среди зарослей березы и лиственницы возвышалась огромная одинокая скала около 10 метров сложенная из выветрившегося гранита. Скала действительно имела отдаленное сходство с высунувшимся из земли хребтом какого-то огромного первобытного зверя.

В нижней своей части, под навесом-козырьком, скала переходила в вертикальную плоскость. И на ней я увидел ряд выполненных краской (охрой) и вполне отчетливо выделявшихся на темно-сером фоне скалы изображений (рис. 23).

Точнее сказать – это была целая картина, сложная композиция. Один за другим шли звери: северный олень, кабаны, лань. Им преграждал путь охотник, вооруженный луком.

Изображения довольно хорошо сохранились. Они отличались удивительной реальностью. Художнику удалось очень похоже передать и плотную фигуру оленя, и грузное упорство кабанов, и плавно-грациозный изгиб шеи лани.

Передо мной было замечательное произведение первобытного искусства. Я не мог наглядеться на него. Но надо приниматься за дело. Сперва мы наложили на всю писанину листы прозрачной кальки и прорисовали ее. А затем начались фотографирование, зарисовки, измерения – одним словом, то, что обычно полагается делать с писаницами.

Теперь я хочу сделать небольшое отступление и рассказать немного о первобытном искусстве.

В разных местах земного шара известны тысячи рисунков первобытных людей, нанесенных краской, или выбитых на камнях, или вырезанных на кости. Известны и древние скульптурные изображения: статуэтки людей или животных из кости или камня. Сотни книг написаны о первобытном искусстве, и многое в нем для нас стало понятным.

Мы, например, теперь знаем, что, покрывая разными изображениями стены пещер или гладкую поверхность скал, первобытный человек в большинстве случаев делал это не только ради красоты. Можно не сомневаться, что любовь к красивому тоже была у древних людей, она возникла очень-очень рано, хотя понятия о красоте у них, конечно, были не похожи на наши. Так же, как современные люди,

члены первобытных племен испытывали удовольствие, глядя на красивый рисунок, а древний художник не в меньшей мере, чем современный, ощущал радость и гордость от сознания, что он создал нечто такое чем все любуются. Но почему многие древние рисунки были найдены в самых темных и удаленных от входа потаенных пещерных коридорах или на какой-нибудь скале в самой гуще леса - одним словом, в таких местах, где подчас и рисовать их было неудобно и смотреть трудно, и мало кто мог увидеть произведения первобытного художника?

Красота красотой, но, оказывается, первобытное искусство в большинстве случаев было тесно связано с первобытной религией. Человек рисовал на камне не «просто так», а с определенной, «колдовской» целью.

Так, несомненно, обстояло дело и с Верх-Хилинской писаницей.

Колдовство у Звериной скалы

Кругом была тайга. Она расстилалась по сопкам, перебиралась через пади. Везде виднелись огромные сосны и кедры, все было перепутано буреломом, а из земли, точно змеи, торчали корневища и поросшие мохом пни. Местами могучие сосны сменялись низкорослым березняком. А там молодой кедровник сбегал в падь. И снова тайга на тысячи верст. Сквозь тайгу, извиваясь, текла небольшая речка. Она то разделялась на несколько проток, то суживалась и шумела на быстрине, то снова широко разливалась, образуя отмели и перекаты. Бурлила речная вода, а в ней стрелой проносились быстрые хариусы и юркие гольяны.

На крутом берегу реки расположилось становище таежных людей, охотников и рыболовов. Зимой они жили в другом месте, а с наступлением весны перебрались сюда, на берег таежной реки. Здесь поставили свои легкие берестяные чумы и стали ловить рыбу и охотиться. Другие племена, у которых были олени, откочевали на склоны горного хребта, на горные пастбища, где было меньше гнуса и легче людям и скоту. Но охотник живет там, где больше добычи,– в тайге.

Много зверя в тайге. Ломая могучей грудью кустарник, гордо закинув на спину рога, проходит великан-лось. На полянах пасутся олени: рогатые самцы пугливые важенки, молодые, точно бархатные оленята. За оленями охотятся и волк, и рысь, и росомаха, и большой бурый медведь, с виду такой неуклюжий, а на деле ловкий и быстрый. Незаметно подкрадывается он к оленям, бросается на самого крупного, могучим ударом лапы ломает ему хребет и утаскивает.

Но тот год был на редкость неудачным. С конца весны подул суховей. Солнце жгло невыносимо. И в тайге стали мелеть ручьи, и родники вовсе пересохли. Высохли мелкие озера. В коричневом сухом иле гнила дохлая рыба. Пожелтела трава.

По ночам тучами в невиданном количестве поднимался гнус. Тонко гудела мошкара. Люди спасались дымокурами. Но и дым плохо помогал.

И зверь стал уходить из этих мест.

Надвигался голод. Недавно охотники обошли еще раз ловушки и тайные места, где на звериных тропах были спрятаны настороженные луки-самострелы. Ничего не попалось.

Вечером у костра было невесело. Люди глядели на пляшущее пламя, вздыхали, скупо обменивались словами. Стеной стояла черная тайга. Откуда-то доносился тоскливый волчий вон и еще какой-то стонущий звук. Люди пугливо вздрагивали и переглядывались:

– Худо, хозяин ходит! Сердится!

– «Хозяин», – так они называли лесного духа – владыку тайги и зверей.

Эти таежные охотники, ловкие и отважные люди, не боявшиеся схватиться врукопашную с медведем, больше всего страшились духов. Ночью этот страх удваивался. В темноте мохнатый пень, уродливо изогнутое дерево, крик зверя - знакомое становилось незнакомым, пугающим. Этот страх мешал им спокойно жить, охотиться, ловить рыбу. Нужно было постоянно думать о духах. Сердить духов было очень опасно. Они могли разогнать зверей, распугать рыбу, увести в сторону выпущенную из лука стрелу, наслать болезнь. Приходилось упрашивать духов, приносить жертвы. Или шаманить– колдовать. Люди верили, что если человек знает нужные колдовские приемы, то он может даже одержать верх над духами и заставить их подчиниться. Но это, конечно было дано не каждому, а только немногим. Колдунам-шаманам.

Костер догорал. Перед тем как пойти к своему чуму, старейшина сказал: «Завтра пойдем к Звериной скале. Шаманить надо...»

Они шли гуськом друг за другом по иссушенному зноем лесу. Деревья стояли почти мертвые. Не слышно было птичьих голосов. Только изредка с сухим стуком падала сосновая шишка. Шуршала осыпавшаяся желтая хвоя.

К полудню спустились в широкую падь. Здесь воздух был посвежее, гуще и зеленее трава. В центре пади стояла огромная скала. Совсем одинокая. Она напоминала спину какого-то огромного зверя, наполовину зарывшегося в землю.

Люди приблизились к скале. Один из них вышел вперед. Это был коренастый старик с длинными спутанными волосами, с диким и хитрым выражением глаз. Шаман.

Он развязал заплечную котомку и вынул ее содержимое: берестяной сосуд с медвежьим жиром, несколько комков красной минеральной краски-охры, плоскую каменную плитку с углублением посреди, каменный пест. Некоторое время шаман, что-то бормоча про себя, усиленно растирал краску, смешивая ее с жиром. Потом подошел поближе к скале и внимательно оглядел ее.

С севера скала обрывалась почти вертикальной гладкой плоскостью. Здесь шаман остановился. Обмакнув палец в краску, он уверенным движением провел по камню линию, другую, третью. Охотники молча с удивлением и страхом следили за ним. На скале происходило чудо. Вот появился олень. Он нагнул голову и выставил рога. За ним идет кабан. Ниже – лань.

А перед зверями шаман изобразил охотника, словно пересекающего им дорогу. В его руке лук, стрела целит прямо в сердце оленя.

Когда изображение было готово, шаман остатками краски вымазал себе руки и лицо. Затем он вытащил из той же сумки странной формы шапку (вверху из нее торчали два оленьих рога), бубен и, наконец, ожерелье, сделанное из медвежьих и кабаньих клыков. Все это были принадлежности шаманского дела. Шаман надел на себя шапку и ожерелье и слегка ударил в бубен. Охотники сели полукругом, лицом к изображениям на скале.

Шаман, подпрыгивая, пошел по кругу. Теперь он непрерывно бил в бубен. Но вот он запел заклинания. Он обращался к духу – хозяину тайги, уговаривал его послать людям для промысла зверей. Он обращался и к самим зверям: лесным, полевым, водяным. Близким и далеким. Он призывал их идти сюда. Все чаще и гулче стучал бубен, все громче и исступленнее, все требовательнее звучал голос шамана: «Лось! Ты могучий лось! Тебе велю – сюда иди. Ты, северный олень! Ты, младший брат лося, – тебе велю – иди сам и веди своих важенок. Идите, звери, к скале, а оттуда к реке... Идите... Идите...» Временами шаман выкликал таинственные слова, никому непонятные заклинания. Прошло много времени. Вдруг шаман остановился, точно прислушиваясь, но тотчас же снова ударил в барабан, теперь уже в другом ритме. Таинственно понизив голос, он говорил: «Ага, они идут, идут, далеко идут… вот, я вижу, идет сохатый. Иди, иди, сохатый, иди, мы ждем тебя. Мы тебе рады». Шаман изображал движения зверя.

Вот он идет, могучий лось, раздвигая грудью кусты, вот протягивает голову, срывает ветку с дерева, снова идет.

Долго еще колдовал старый шаман. Наконец он кончил. В изнеможении растянулся на земле, отдыхая. Теперь и охотники приблизились к скале. Одобрительно переговариваясь, они рассматривали изображения зверей.

Лишь к ночи охотники вернулись в становище. Завтра на рассвете они отправятся на охоту. Они должны убить зверя. Они верили, что теперь уже не вернутся без добычи. Не зря ведь колдовал шаман. Им казалось, что уже сейчас, повинуясь колдовству шамана, медленно бредут в ночи звери, все ближе подвигаясь к их ловушкам и самострелам. Завтра зазвенят стрелы и вопьются в тела животных – недаром шаман нацелил стрелу охотника на скале в самое сердце оленя.

Магические оградки и культ предков

Писании типа той, которую открыл Иван Романович Рязанцев, в Забайкалье известно очень мало. Зато похожие писаницы с изображением животных и охотничьих сцен в большом количестве есть в Прибайкалье и Якутии. Это писаницы таежных охотничьих племен неолита и бронзового века.

А у степных скотоводческих племен писаницы другого стиля. Нередко в тех же местах, где встречаются плиточные могилы, где-нибудь на гладких плоскостях скал, под навесом и козырьками, несколько предохраняющими их от отвесно падающих дождевых струй, можно увидеть выцветшие красные пятна охры. Неопытный человек не всегда может понять, что они изображают: точки, короткие палочки, очень схематически изображенные фигуры людей. Иногда несколько человечков, точно взявшихся за руки, иногда изображены четырехугольные или округлой формы оградки и внутри те же точки, палочки (рис. 24). Часто встречаются изображения птиц в полете и других животных: оленей, лошадей. Животные тоже изображены очень условно не так, как на Верх-Хилинской писанице. Подчас лишь с трудом можно угадать, кого хотел изобразить древний художник.

Судя по толщине пятен и линий, нетрудно сообразить, что они нанесены попросту пальцем, обмакнутым в краску.

Гораздо сложнее определить, что означали эти рисунки, какой смысл вкладывали в них те, кто их нанес на скалы. Но во многих случаях ученым и это удалось сделать. И опять-таки оказалось, что эти рисунки связаны с религиозными представлениями древних забайкальцев.

Жизнь древнего таежного охотника зависела в основном от удачи или неудачи в охоте, от того, попадется ли ему зверь и попадет ли он стрелой в зверя. И понятно, что все его помыслы, и интересы, и религиозные воззрения тоже были тесно связаны с охотой.

Но для племен степного Забайкалья, как мы уже видели, главную роль играло скотоводство. И общественное устройство у них было другое, более развитое, чем у лесных племен. Мы знаем, что у них уже большое значение приобрели меновая торговля и ремесла и появились зачатки имущественного неравенства и даже рабства. Наконец, у них выросла роль вождей, племенной знати. И все эти изменения должны были так или иначе отразиться и в религиозных представлениях, и в искусстве.

Сопоставляя рисунки на писаниц степного Забайкалья с писаницами из других областей, а также с этнографическими данными, ученые установили, что человекообразные фигурки на писаницах представляют на самом деле не людей, а духов предков. Духи предков, в особенности вождей или шаманов, считались сверхъестественными покровителями племени или рода, нанося на скалу ряды пятен и окружая их замкнутой линией - оградкой, древний забайкалец совершал своего рода колдовской обряд. Пятна должны были изображать членов рода или семьи. Человек обводил их замкнутой линией – маг оградкой, конечно, произнося при этом соответствующее заклинание, и он верил, что это должно предохранить родных и близких ему людей от влияния злых духов. А в некоторых случаях пятна в магических оградках, по-видимому, изображали скот. Ведь, скот теперь стал основой благосостояния степняка. И очень важно было уберечь и сохранить домашних животных от всякой «порчи». И вот нередко рядом с этими оградками изображались ряды человекообразных фигурок. Духи – покровители данного рода должны были помочь сохранить скот и людей. Кстати говоря, похожие изображения духов предков – покровителей родов были и у позднейших забайкальских племен – бурят и эвенков (так называемые «онгоны»).

Археология и миф

Особенно излюбленным и часто повторяющимся мотивом на писаницах является изображение оленя. Стилизованные фигуры оленей, обычно с роскошными, ветвистыми, закинутыми за спину рогами встречаются также и на надгробных камнях, которые очевидно, именно поэтому получили в народе название «оленных» камней (рис. 25).

Понять смысл этих изображений археологу помогли... мифы. Широко открытыми глазами смотрел первобытный человек на окружающий его огромный мир. Пробудившееся сознание человека задавало вопрос за вопросом. Как все это возникло? Откуда все произошло? Как появился человек? Отчего день сменяется ночью? Тысячи и тысячи загадок и тайн окружали его со всех сторон. И так как действительных научных знаний у него еще было ничтожно мало, то первобытный человек пускал в ход воображение, фантазию, то, что всегда отличало человека, даже самого примитивного, от его животных предков. Он выдумывал объяснения всему непонятному. Так появились мифы, народные сказания о происхождении мира и людей, о богах и героях, о легендарных предках и их подвигах.

Миф всегда был связан с религией. Этим он отличался от сказки. Сказку слушали, зная, что это занятный вымысел. Мифу верили. Конечно, тот, кто выдумал новый миф и первый его рассказал, знал, что его рассказ - выдумка. Но для его доверчивых слушателей он звучал, как правда. А для последующих поколений миф уже был освящен временем и традицией и не верить в него казалось нечестием и грехом. Он становился религиозным сказанием, которое благодаря необычайной консервативности религии может почти в неизменной форме сохраняться в течение тысячелетий. И так, передаваясь от отцов к детям, через сотни поколений до наших дней дошли такие мифы, которые возникли, может быть, еще в каменном веке. На мифе всегда лежит налет глубокой древности. Именно в мифологии нередко удавалось обнаружить ответ на ту или иную археологическую загадку.

Так получилось и с образом оленя в искусстве древних племен Сибири.

Оказалось, что у многих сибирских народностей еще в сравнительно недавнем прошлом бытовали мифы, связывавшие образ оленя или лося с солнцем.

Вот, например, какой миф был записан у эвенков.

«Давным-давно, в начале времен, солнце не ходило по небу. Оно всегда стояло на одном месте, на вершине самой высокой горы. И оттуда оно светило и обогревало землю и тайгу на ней, но также и небесную тайгу (потому что на небе есть своя тайга и в ней живут небесные звери, и птицы, и люди).

Но однажды из небесной тайги выбежал великий лось Хеглен. Точно вихрь промчался он на гору, схватил солнце и унес его в чащу леса. И вот на земле стало темно и холодно. И всем земным людям и зверям пришлось совсем худо, голодно и страшно. Приготовились помирать. Но не пал духом богатырь Маин. Он надел на ноги крылатые лыжи и понесся по следам Хеглена. А когда нашел его; то пустил в него стрелу из своего огромного лука. И Хеглен пал замертво. А славный богатырь Маин вернул солнце на место, и снова все ожило на земле. Но с тех пор каждый день небесный лось Хеглен чудесным образом оживает, и взбирается на великую гору, и похищает солнце. Он мчится с ним по всему небосводу и скрывается в чаще небесной тайги. И каждый раз богатырь Маин гонится за ним, настигает и убивает его и возвращает солнце. Оттого и бывает день и ночь».

Но в другом варианте этого мифа вместо лося солнце уносит великий небесный олень с золотыми рогами. Образ оленя оказывается связанным с солнцем. Анализ древних мифов позволил археологам понять смысл изображений оленей на древних писаницах и надгробьях и в то же время прийти к важному выводу о том, что среди древних племен Сибири были широко распространены солнечные культы.

Я уже упоминал, что часто на писаницах степного Забайкалья встречаются изображения птицы. Причем они удивительно однообразны: птица во всех случаях представлена как бы парящей в воздухе с широко распростертыми крыльями (рис. 26). И эти изображения также имели свой сокровенный смысл. Несомненно, и они также представляли какое-то сверхъестественное существо духа-покровителя. Недаром и фигуры птиц нередко изображаются рядом с оградками. Между прочим, именно эти древние изображения птицы в полете, по всем признакам орла, натолкнули Алексея Павловича Окладникова на очень интересную мысль.

Хорошо известно, что орел до самого недавнего прошлого играл особо важную роль в религиозных мифах и преданиях бурят. В этих сказаниях орел изображался как чудесный сверхъестественный предок и покровитель бурятских племен. Изображение орла было излюбленным мотивом в бурятских узорах, вышивках (например, в узоре на шерстяных чулках). Причем во всех случаях птица изображалась именно в полете.

Случайно ли это совпадение? Вряд ли. Правильнее будет, как думает А. П. Окладников, считать, что оно указывает на определенное родство, пусть очень далекое, между древними племенами культуры плиточных могил и позднейшими бурятами. В пользу этого взгляда говорят и некоторые другие соображения.

Вы вероятно, помните, что исследование черепа из Шилкинской пещеры обнаружило и, по-видимому, родственную связь неолитических таежных охотников и рыболовов Забайкалья с современными эвенками. А когда изучили большую серию черепов из плиточных могил, то оказалось, что в них все-таки больше сходства с современными тюрками и в физическом облике и в языке. Значит, вполне возможно, что бурятская народность и возникла как результат смешения этих древних племен культуры плиточных могил с позже пришедшими предками монголов.