О минувшем экспедиционном сезоне мы беседуем с членом-корреспондентом РАН, доктором исторических наук, профессором, заведующим Центром политической антропологии Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН Николаем Крадиным.

– Николай Николаевич, на последнем заседании Президиума ДВО РАН вы выступали с научным докладом «Кочевники средневековья в мировой истории». Был какой-то повод?

– Это было подведение итогов некоего промежуточного этапа изучения Монголии и соответственно Центральной Азии, и попытка обрисовать тот круг проблем, которыми хотелось бы заниматься в будущем. В прошлом году исполнилось 10 лет, как дальневосточные археологи ведут раскопки в степях Монголии. Что касается лично меня, то я занимаюсь изучением кочевых цивилизаций фактически ещё со студенческих времен.

– Где вы работали в минувшем экспедиционном сезоне?

– В прошлом году мы работали в Забайкальском крае (около границы с Монголией), в Монголии и во Внутренней Монголии в Китае. В Забайкалье это комплексный проект, в котором принимают участие учёные Прибайкалья, Забайкалья и Дальнего Востока. Он посвящён изучению кочевых цивилизаций Забайкальского края на протяжении нескольких исторических периодов. Участвовали с одной стороны сотрудники нашего института, там моя правая рука – кандидат исторических наук Светлана Саранцева, студенты ДВФУ, из которых, надеемся, вырастим хороших специалистов и они будут заниматься данной тематикой, и коллеги из Тихоокеанского океанологического института ДВО РАН. В таком составе мы работаем второй год. Кроме того, участвуют студенты Забайкальского государственного университета во главе с давним партнёром и крупным специалистом по кочевым цивилизациям доцентом Евгением Викторовичем Ковычевым и моим хорошим другом профессором Иркутского технического университета Артуром Викторовичем Харинским. Он там возглавляет лабораторию, которая занимается изучением древних технологий. С этими археологами в данном регионе мы работаем с 2008 года, продолжая предыдущий проект. Ранее мы обследовали часть вала на территории Забайкалья. Надо сказать, что большую помощь нам оказывает губернатор Забайкальского края Константин Константинович Ильковский и Министерство культуры региона во главе с Виктором Кирилловичем Колосовым.

– Вы говорили, что археология оснащается новым инструментарием, вооружается новыми методами, которые вы применили в Забайкалье…

– В практике полевых археологических исследований всё более широкое применение находят различные естественно-научные методы. Прежде всего, это использование геомагнитной съёмки. В Забайкалье совместно с коллегами из ТОИ ДВО РАН (руководит этими работами кандидат геолого-минералогических наук Елена Александровна Бессонова) проводим геомагнитную съёмку всех важных памятников эпохи средневековья. Геофизические методы позволяют выявить до проведения раскопок, какие объекты могут располагаться под землёй. Мы хотим составить такую карту, которая позволит понять, что находится под почвой, где, какие здания, стены, иные конструкции, с тем, чтобы лучше представить планиграфию всего поселения или городища, что даёт возможность археологам лучше планировать раскопки. Это, как бы поточнее сказать, – не уничтожающая археология. Она позволяет реконструировать объекты, находящиеся под слоем земли. И что интересно, прямо на месте можно обработать данные и получить предварительные результаты.

– Вы проверяли достоверность этих данных?

– Мы решили сначала полностью сделать съёмку, а потом начинать раскопки. Это уникальные археологические памятники и нам хочется их раскопать с помощью самых современных методов с очень высоким качеством, чтобы потом не было стыдно перед коллегами, которые работают на высоком технологическом уровне.

– И что показала съёмка в минувшем сезоне в Забайкалье? Какие картинки вы «увидели»?

– Геомагнитные исследования этого года позволили «увидеть», что находится на месте бывшего Кондуйского дворца, который принадлежал крупному монгольскому хану, судя по всему, потомку Чингисхана. Благодаря этому методу, удалось найти следы конструкций, которые стояли внутри под ровной поверхностью платформы. В XIX веке дворец впервые был исследован известным археологом и основателем Читинского областного краеведческого музея А.К. Кузнецовым, об этом он написал в книге «Развалины Кондуйского городка и его окрестностей», вышедшей в 1925 году во Владивостоке. В конце 1950-х годов дворец, особенно его южную часть, где жила элита, исследовал выдающийся археолог, член-корреспондент АН СССР Сергей Владимирович Киселёв. Но вокруг дворца множество нераскопанных холмов и платформа, на которой лежат фундаменты колонн, где когда-то были установлены гранитные драконы. Часть из них находится в Читинском, Краснокаменском музеях, остальные где, неизвестно. Любопытно, что остатки Койдунского дворца, в частности, каменные базы и изваяния драконов, в середине ХIX века были использованы при строительстве православной церкви Рождества Богородицы в селе Кондуй. Сейчас эта церковь – уникальный исторический и археологический памятник, к сожалению, находится в плачевном состоянии.

– Николай Николаевич, ваша деятельность в Монголии в прошлом году увенчалась открытием…

– Мы продолжали исследование фортификационной системы «вала Чингисхана». Он проходит по территории Монголии, России и Китая и имеет протяжённость около семисот пятидесяти километров, до полутора метров в высоту и до пятнадцати в ширину. В этом году мы прошли большую часть монгольского вала, наверное, мы первые, кому это удалось на всей территории Монголии, России и Китая. И что интересно – вдоль всего вала обнаружили более пятидесяти городищ и сейчас готовим отчёт в виде небольшой книжки, где вся информация будет обобщена. Кроме того, мы гордимся тем, что нам удалось датировать этот вал. Китайские учёные много лет спорят, является ли он чжурчженьским, или киданьским. Так вот, нам удалось обнаружить на пятнадцати памятниках керамику киданей. В том числе и по этим признакам сделан вывод, что вал не мог быть сооружён чжурчженями, влияние которых так далеко в Монголию не распространялось. Таким образом, мы доказали, что «вал Чингисхана» был построен в киданьскую эпоху, и тем положили конец спорам о времени его сооружения. Далее предстоит узнать, кто, конкретно когда и с какой целью построил этот вал, потому что это очень трудоёмкая, громадная работа, это аналог Великой китайской стены. Однако наше сооружение не могло остановить большую армию. Задача новых исследований – найти об этом информацию в письменных источниках, и, кроме того, провести исследования городков, чтобы понять, какую они играли роль и почему по своей конструктивным особенностям городища в восточной части вала отличаются от городков, находящихся на западе. Есть предположение, что вал либо начинали строить с двух сторон разные архитекторы, либо позже предпочтения строителей поменялись. Я считаю, что это очень интересное открытие, и мы в ближайшее время сообщим об этом в авторитетных зарубежных журналах, чтобы показать приоритет нашей российской науки в изучении таких крупных приграничных сооружений. Исследование границ свидетельствует о том, что данные валы служили не столько барьером, разграничивающим народы, а скорее местом осуществления контактов между различными культурами. Римляне пытались отгородиться от варваров так называемым лимосом, а оказалось, этот лимос стал объектом взаимодействия варварских и римских культур. То же самое и с Китаем, там построили Великую стену, но это только интенсифицировало торговые и культурные контакты между кочевниками и китайцами. Судя по всему, подобная ситуация была и в Забайкалье. Думаю, это следующий этап наших исследований.

– Какие ещё у вас планы на экспедиционный сезон-2014? Не будет ли препятствий в связи с известными структурными изменениями РАН?

– Я надеюсь, что в этом году в Забайкалье мы обследуем и всю западную часть и изучим территорию к северу от дворца. По мнению А.К. Кузнецова, на севере было поселение простых людей, обслуживающих дворец. Я считаю, что это важно, тем самым мы получим представление не только о жизни элиты, но и простых людей, живших в ту эпоху. Эта информация позволит понять, что из себя представляли городки вдоль вала: это пограничные крепости, где жили пограничники киданьского времени, или какие-то пункты торгового обмена… Но для того, чтобы иметь комплексную картину, нужно исследовать весь вал. В 2013 году мы получили грант РГНФ на дальнейшее изучение вала, планируем дальше работать с геофизиками и надеемся получить с их помощью интересные результаты. Для решения поставленных задач нужно специальное оборудование: частично оно имеется у наших коллег, нам также помогает ДВФУ, но нужны более современные приборы и сейчас в нынешней ситуации трудно представить, как это можно будет сделать.
Видимо, будем стеснены в средствах в новом полевом сезоне, хотя финансирование на этот год имеется в виде продолжающегося гранта РФФИ. К сожалению, ослабление курса рубля подрывает наш экспедиционный бюджет, особенно при поездке в Монголию, когда при переводе денег в валюту теряется 20 процентов средств. А поскольку продовольственный кризис затронул и Монголию, я не представляю, что будет дальше. Однако исследования надо продолжать, они очень важны с точки зрения приоритетов страны и для международной археологии, потому что в тематике изучения кочевых цивилизаций пальма первенства пока остаётся за нашей страной. Я считаю, что это одно из наших серьёзных достижений, которые будут востребованы в мировой археологической и исторической науке, и мы ни в коем случае не должны сдавать свои позиции.

– Николай Николаевич, а чем закончилась история о гене Чингисхана?

– Как вы помните, в прошлый раз я рассказывал, что нам не удавалось найти мужское погребение, которое прояснило бы этот вопрос. А в этом году на могильнике Окошки в районе Хирхиринского городища группой под руководством профессора Харинского такое погребение было найдено, оно датируется XIII–XIV веком. После анализа костного материала, наверное, у нас будут новые результаты касательно проблемы, связанной с геном Чингисхана. Тогда сможем сказать, имеет ли тот генетический материал, который был выделен американскими антропологами, отношение к древним монголам и к их распространению на запад. Если нет, тогда, скорее всего, эта проблема надумана и раздута СМИ. В любом случае, результаты, которые получим, будут интересны с точки зрения генетики древнемонгольского населения, потому что на этой территории, если не родился Чингисхан, то популяция, в которую он входил, проживала там. Уточнить это важно, так как споры вокруг его рождения имеют политический и территориальный аспект – Чингисхан бывал и в России, и в Монголии, и в Китае, и каждая из сторон претендует на первенство. Но он кочевник и, скорее всего, почил на территории Монголии, хотя, то место где он родился, называется Делюн-Болдок, в переводе с монгольского урочище «Селезёнка», аналогичное название имеет долина в Забайкалье около реки Онон. А то, как различные исторические герои и исторические концепты влияют на реальные национальные интересы тех или иных государств, это уже предмет теории национализма.

– Что вам удалось ещё подтвердить или опровергнуть по результатам ваших экспедиционных исследований?

– Все годы работы в Монголии всё больше и больше склоняют меня к выводам, что связи между разными частями мира были гораздо более интенсивными, чем нам казалось ранее. Например, в Италии несколько лет назад было раскопано безынвентарное погребение женщины, возможно, рабыни, которая по результатам генетических исследований была родом из Южного Китая. Наши монгольские и южнокорейские коллеги раскопали могилу воина (бывшего родом из Италии), в могильнике хуннского времени в Восточной Монголии. Может быть, это был последний из воинов затерянного легиона Красса. Данные генетики ещё раз подтверждают, что мощные миграции существовали уже в глубокой древности. Отчасти в этой тематике сейчас такой разворот в гуманитарных науках: в истории, в антропологии, археологии. В условиях глобализации массовые миграции, контакты между разными цивилизациями рассматриваются не столько как простое передвижение людских масс, а как сложный социальный процесс, играющий значительную роль в истории человечества.

Источник: ARD